– Помилуйте. Куда же она побежит, если вынуждена жить под чужими документами. Кроме того, среди масонов она считалась своей. Никто же не подозревал, что она женщина! Виль же отдал Глафире некий список лиц, которым она должна была предложить денежную помощь пруссаков.

– И она предложила?

Екатерина уже давно все поняла, но продолжала изображать некоторую бестолковость, давая возможность Бецкому высыпать как можно больше подробностей из своих неиссякаемых закромов.

– Нет, конечно. Боюсь, что дело касалось… – он замялся.

– Ну, говорите, говорите…

– Дело касается престолонаследия, – выдохнул он и опять вернулся к «романтической истории».

Но Екатерина его не слушала, потому что уже получила то, что ожидала. И получила по совершенно неожиданному каналу. Теперь следует узнать, откуда эта девочка узнала секретные сведения. Ах, да, от сестры Глафиры Турлиной, которая опять сбежала, экая непоседа. Но, главное, рассказу о прусских деньгах можно верить. Простодушным девам придумать такое просто не под силу. И деньги «некто Виль» предлагал не бунтовщику Пугачеву, на это у него ума хватило, а здесь, в Петербурге.

– Так Бутурлина может рассчитывать на вашу помощь, Ваше Величество? – настойчиво повторил Бецкий.

– Успокойтесь, Иван Иванович. Мы еще вернемся к этому вопросу. А сейчас я хочу побыть одной.

Как только за Бецким закрылась дверь, Екатерина вызвала секретаря.

– Мне нужен Шишковский. И чем быстрее, тем лучше.

Распоряжения, данные ей начальнику тайной экспедиции были предельно краткими и точными: найти в Петербурге тайно проживающую где-то Глафиру Турлину. До этого она проживала три месяца по подложным документам на имя Альберта Шлоса. Ну и так далее…

Фонарь висел на высоком, выкрашенном в голубой цвет деревянном столбе, и каждый вечер в одно и то же время к нему приходил хромой фонарщик. Он приставлял к столбу хлипкую лестницу, приволакивая больную ногу, лез наверх и спускал круглый фонарь. Глафире казалось, что она слышит, как скрипит блок, к которому крепится металлический штырь, как булькает конопляное масло, которое фонарщик вливал через узкогорлую воронку.

Сколько конопли росло в те дальние времена по пустырям, полям и огородам! Тогда никто не знал, что высушенная «травка» дурит голову и вызывает серьезную болезнь. Конопля была более популярна, чем картофель или подсолнечник. Полезную культуру возделывали с полным старанием, хотя конопля без всякого возделывания перла из земли с фантастической силой. Конопляное масло употребляли не только для освещения, но употребляли в пищу. А уж какая красивая трава! В каждом саду под яблоней отводился закуток, потому что все знали – конопля отпугивает комаров, мошек и прочую мелкую, вредную для растений дрянь.

Фонарщик уходил, но Глафира продолжала стоять у окна. Обычно к живому огню летят ночные мотыльки и мошкара, но летом не зажигают уличное освещение, в белые ночи и так светло, поэтому вокруг круглых фонарей вьются только белые мухи. Еще, почитай, осень на дворе, и уже снег. Голые сучья деревьев, на них спят нахохлившиеся вороны – вот и весь пейзаж. И так из вечера в вечер.

Сколько еще она будет торчать в доме Нестора Прохоровича, кума Февронии? Кум – значит крестный отец. Видно, крестил он Февронию совсем молодым, потому что сейчас ему более шестидесяти никак не дашь – важный, красивый, борода с проседью аккуратно подстрижена, походка, несмотря на тучность, легка. В рабочую камору входит неслышно, за ним приказчик в немецком платье, молоденький, голенастый, как болотная птица зуй. Хозяин молчит, только супится, а приказчик уже кричит усердно:

– Хватит кулемничать! Работайте!

Кулемить – значит говорить вздор, производить путаницу, а какая путаница-то, разговор только помогает рукам проворнее работать иглой.

Нестор Прохорович держал сапожную мастерскую. Правда, называлось его заведение так только меж своих – по старинке. Начал дело он действительно с сапожной мастерской. Деньги заработал в основном на шитье женских котов – мягких полусапожек на низких каблуках. Выглядели они нарядно: с алой суконной оторочкой, шнуровкой и кисточками. Коты эти не только простой люд покупал, но иной раз и барыни не гнушались – удобно!

Далее Нестор Прохорович расширился и организовал еще шляпное и перчаточное дело. Февроньин кум с самого начала взял правильный курс. Для изготовления шляп и чепчиков он пользовался иностранными образцам, но при этом понимал, что его будущими покупательницами станут служанки, горничные и прочий небогатый люд. Баре будут иностранные шляпы покупать, а мы и в своих, отечественных будем выглядеть не хуже.