– Брешет, пес, – припечатал мой бывший сержант, сверля меня глазами. – Солнцевские нас всегда поддерживают…

Только не хватало, чтобы он меня опознал.

– Ты не полицейский? – Шома взял меня за подбородок.

Я вырвался, руки у меня были сцеплены наручниками за спиной.

– Убери лапы, я тебе не девка.

– Так на кого ты работаешь? – не изменившись в лице, поинтересовался он.

Я снова назвал вымышленных Крестника и Дюбеля.

– Ни разу не слышал… – Он прищурился. – Где-то мы с тобой встречались.

И все-таки его выдавал нервный тик – последствие ранения… Живучим оказался, дьявол. Интересно, как бы он задергался, когда бы узнал, кто я на самом деле. Он пристально глядел на меня, вдруг резко задрал коротенький рукав моей футболки – обнажил татуировку: буква А в виде пика горы, нож, скрещенный с автоматом. Голова Шамиля дернулась еще заметней. Лао вопросительно глянул на нас.

– Откуда это у тебя? – резко спросил Раззаев.

– Так, – небрежно ответил я, – просто рисуночек. А – первая буква моего имени – Александр.

Шамиль резко рванул свой рукав, оголив синий рисунок. Те же горы с буквой А, нож, автомат. По одному трафарету. И накалывал знак и солдатам, и офицерам все тот же сержант Лешка Коблич, умерший в госпитале от ран через две недели после конца той войны.

– Это афганская наколка спецназа погранвойск, – по-русски сказал Раззаев.

Я молча пожал плечами, стараясь сохранять спокойствие. Голос мог выдать меня, волнение, знакомые командирские интонации… А Шома всегда был проницательным, как дьявол. Я сам учил его наблюдательности в разведке, умению угадывать присутствие противника, и он был самым талантливым учеником.

– Сними майку! – приказал он. Но для этого надо было отстегнуть наручники, и тогда он сам задрал ее и увидел то, что искал: следы ранений на спине. – Это тоже просто рисуночек? – спросил Шома и, повернувшись к Лао, на английском добавил: – Он – ветеран Афгана. Я их с первого взгляда распознаю. Ну, парень, теперь ты не отвертишься! Александр, говоришь? А по паспорту Владимир? Заврался…

Я как никогда был близок к разоблачению. Теперь оставалось надеяться только на то, что Раззаев прослышал про мою «скоропостижную кончину». Хотя и с новым обличьем шансов на помилование практически нет. В наркобизнесе людей считают на деньги и дозы наркоты. Допросят и утопят. Жаль бедную девочку. Ее не пощадят. Возможно, мы пойдем ко дну одновременно, как комплексное решение одной небольшой проблемы.

– Так где ты служил? – снова по-русски спросил Шамиль.

Я молниеносно прикинул, что назову, как и было, термезский погранотряд. Только годы – не последние наши в афганской эпопее, а на два раньше.

– Спецназ термезского погранотряда. Восемьдесят пятый – восемьдесят седьмой годы, – тоже по-русски ответил я. Куда теперь деваться…

– Офицер?