– Послушай, ты, тупая наркоманская горилла, – начал Ред. – Полмиллиона моих денег лежат в этом пикапе, как большая дымящаяся куча канючьего дерьма, открытая всем ветрам, и любой нарк в кроссовках может схватить их и слинять за пять секунд. Честно говоря, я не знаю, что на тебя нашло, сынок, но пока я считаю до десяти, ты выдернешь этот дебильный крест из земли, и мы валим отсюда на «додже» к чертовой матери. Ты меня понял?
Тул не пошевелился, даже чтобы стереть брызги слюны Реда с комбинезона.
– Один… – пыхтел Ред, – два… три… четыре… – Он понятия не имел, что делать, если упрямый осел откажется повиноваться. Еще раз его ударить?
К неизмеримому облегчению Реда, Тул медленно встал и сказал:
– Ты – босс.
Он здоровенными ручищами ухватил перекладину белого креста и неторопливо вытащил его из земли, стараясь не расщепить дерево.
– Пора ехать, блин, – сказал Ред. – Давай, поспеши.
– Тебе не пора, шеф.
– Чего?
«Забавно, – подумал Ред, – как у человека все шарики могут заехать за ролики от одного паршивого хлопка».
– Что ты сказал? – весьма легкомысленно переспросил он.
Эрл Эдвард О"Тул встал между Редом и грузовиком, своим широким силуэтом загораживая огни фар. Ред ощутил себя маленьким и впервые испугался. Он похолодел, услышав дыхание Тула, медленное и спокойное по сравнению с его собственным.
С унылым любопытством Ред смотрел на возвышающуюся над ним тень.
– Что дальше, ты, тупая обезьяна?
– Веди себя тихо, – посоветовал Тул.
Сэмюэл Джонсон Хаммернат увидел, как гигант воздымает руки к небу, на мгновение силуэт креста Пабло Дуарте нарисовался на фоне перламутровых облаков, и больше Ред ничего уже не видел.
Убийство Эверглейдс, совершаемое Редом Хаммернатом и такими, как он, коварно, незаметно и недраматично. В отличие от более телегеничных форм загрязнения, удобрения, тоннами текущие с плантаций сахарного тростника и овощных ферм Южной Флориды, не порождают зловонных от дохлой рыбы приливов или отвратительных картин гниющих звериных трупов. Напротив, фосфаты и прочие сельскохозяйственные загрязнители работают скромно, разрушая водорослевый ковер, так называемый перифитон, илистую коричневую грязь, что лежит под рекой травы и ее питает. Как только перифитон начинает умирать, уплывают маленькие рыбки, которые гнездятся и кормятся в нем. За ними следуют белые и серые цапли, синежаберники и большеротые окуни, и так далее, вверх по пищевой цепочке. Скоро меч-трава засыхает и увядает, ее сменяют волны рогоза и других водных растений, цветущих на потоках фосфора буйным цветом, но предоставляющих жалкое убежище исконным птицам и зверям.
Главной задачей правительственного проекта восстановления Эверглейдс было уменьшить непрерывный поток искусственных удобрений. Сахарные бароны и крупные фермеры нехотя подчинились, поскольку не могли больше полагаться на прикормленных политиканов и гнать Управление по охране окружающей среды и прочих инспекторов взашей. И хотя строительство специальных водоемов для фильтрации некоторых загрязнителей обещало успех, Эверглейдс все равно умирали со скоростью двух акров в день, когда Чарльз Регис Перроне вершил свой скорбный одинокий переход через Локсахатчи.
Он проклинал едкую трясину, стянувшую с его ног носки, прутья меч-травы, разодравшие в клочья майку и боксеры, заросли кувшинок и листья пузырчатки, затруднявшие его бегство. Ростки недавно зацветшего рогоза возвещали присутствие удобрений в воде, но не это беспокоило Чаза. Он знал, что фосфор не токсичен, как, скажем, мерзкие бактерии или нечистоты. Он также понимал, что низкие концентрации, отмеченные в Локсахатчи, радушнее к местной жизни, чем преступные концентрации в водах, граничащих с полями Реда Хаммерната.
Тем не менее Чаз Перроне пересекал колышущееся под ветром болото в панике – он боялся, что Ред и его громила-оруженосец крадутся за ним, боялся прожорливых насекомых – разносчиков заразы, боялся мокасиновых щитомордников с их ядовитыми зубами, кровососущих пиявок и оленьих клещей, страдающих водобоязнью рысей и вырождающихся пум, аллигаторов, чьи сиплые любовные призывы нарушали хрупкую тишину…