Книги

Культы Дорсета

22
18
20
22
24
26
28
30

— Я там, конечно, не ночую, — Гарри заложил очередной лихой вираж, да такой, что Тео пришлось схватиться за сиденье, дабы не вылететь через окно прямо в осеннее утро.

— Ну, думаю, скоро всё наладится. Порчи и проклятья любят неухоженные дома и старых леди, а у вас, судя по всему, совсем другой дом. С божьей помощью всё поправим.

Водитель недоверчиво хмыкнул себе под нос и надолго замолчал, предоставляя Тео возможность насладиться видом.

Саммерфилд-парк, как и любое старое английское поместье, стоял на холме и тянулся к небу двумя башенками. Дом утопал в зелени — очевидно, сразу за ним начиналось не поле для гольфа или модная нынче лужайка, а самый настоящий сад. Поэтому поместье на мгновение показалось Тео похожим на рогатый череп, укрытый зелёной тряпицей. Наваждение быстро спало, но ощущение смутной тревоги относительно этого дома неприятно кольнуло монаха. Уверенности не прибавили и пара летящих к дому воронов.

Тишина стояла практически гробовая — только колёса шелестели по дороге, да посвистывал ветер в кронах деревьев. Гарри, по-видимому, погрузился в свои мысли и решил больше не докучать гостю в сутане вопросами и поучениями относительно жизненного уклада Саммерфилд-парка.

Заговорил он только выезжая на дорожку, ведущей к парадному крыльцу.

— Ну-с, если что, увидимся! Надеюсь, мне обратно вас везти ещё не скоро. А то отец Юлий через день уехал, хорошо хоть в город, а не на гору Афон.

— А это…

— Наш городской святой отец, викарий Юлий, очень строгий, — Гарри заглушил мотор, а Тео привычным движением закинул на плечо мешок, — смотрите, вам сейчас из холла налево, видите свет там?

Монах кивнул, подхватил чемоданчик со священными предметами и, нерешительно ступив на твёрдую землю после часа лихой тряски, отправился к массивным входным дверям.

Саммерфилд-парк смотрел на Тео недоверчиво и даже как-то подозрительно. Что хочет от него и его обитателей этот странный человек с военной выправкой, но почему-то в сутане священника? Должен ли Саммерфилд защитить свою хозяйку и поставить ему подножку? Дом не знал.

Тяжёлые двери перед Теобальдом открыл радушно улыбающийся дворецкий, призванный настойчивым стуком безнадёжно устаревшего молоточка. Монах вошёл в полутёмный холл и свернул в указанном направлении.

Он собрался было постучать в приоткрытую дверь в гостиную, из-под которой лился яркий свет, как вдруг она сама как по волшебству распахнулась. Тео даже зажмурился на мгновение. Пространство вокруг него наполнилось собачьим лаем, хихиканьем и шелестом юбок. Когда монах открыл глаза, то обнаружил перед собой лестницу, а на ней — девушку с венком из трав в руках. Прежде чем Теобальд успел её рассмотреть, в ноги ему кинулись три мохнатые диванные подушки, радостно похрюкивая и погавкивая.

— Луи, Моррис, Донна, ведите себя прилично, — строго окликнула пекинесов вторая леди, с суровым и неподвижным лицом. Тео поспешно выпрямился и постарался придать себе ничуть не растерянный вид. Властная девушка, по странному стечению обстоятельств одетая в мрачное платье экономки, казалась ему неприятно похожей на отца Сайласа. Не в плане внешности, а в смысле исходящей от неё давящей энергии.

— Добрый вечер, я…

— Вы брат Теобальд из Ордена, да, да ведь? Ой, подержите лестницу! Джейн, убери собачек, — девушка с венком лихо приколола его к портрету мужчины в латах и принялась спускаться вниз.

Так Тео впервые увидел леди Кассандру Галер.

Леди Саммерфилд-парка была невысокой, светловолосой и такой женственной, что даже не до конца огрубевший на войне Тео почувствовал себя огромным и неловким. Запоздало он спохватился и подал ей руку, за что удостоился широкой белозубой улыбки. Монаху отчего-то вспомнилась Елена Троянская. Та, наверное, тоже обладала улыбкой, из-за которой в недобрый год может начаться война.

— Джейн, пожалуйста, скажи миссис Дотс, что нам потребуется дополнительный прибор. Полин, дорогая, убери лестницу! Пойдёмте, брат Тео, покажу вам вашу комнату и кое-что интересненькое.

Теобальд проглотил какой-то невнятный звук, обозначающий, по всей видимости, безоговорочное согласие, и потрудился выдавить из себя нечто более осмысленное.