– Я знаю, – ответил Аркадий Леонидович и быстро встал. – Психоневрологический интернат.
Он молча бросился в коридор и стал торопливо натягивать пальто.
– Ну что? – спросил Филин.
– Выключен, – процедил Волк сквозь зубы. – Похоже, соскочил наш Лисенок.
– Может, просто предки не отпустили? – предположил Медведь.
– Захотел бы, пришел, – мрачно ответил Волк и посмотрел на темные окна длинного двухэтажного деревянного дома за металлической оградой. – Ладно, сами справимся. С ним разберемся потом.
Они сидели в припаркованном автомобиле в двух шагах от ажурной калитки, за которой едва виднелась под снегом дорожка, ведущая к низкому крыльцу и дверям интерната. Двигатель работал на холостых оборотах; в темноте таинственно мерцали голубоватые и красные огоньки на приборной доске, делая салон похожим на рубку космического корабля, команда которого готовилась к важной и рискованной миссии. Все сработали на «отлично», никто не подвел капитана: Медведь стащил у отчима ключи от серебристого внедорожника и не забыл прихватить с собой кувалду и пистолет, который сейчас лежал на коленях у Волка; Филин запасся толстыми шнурами, заранее порезав их на куски нужной длины; сам Волк, как и положено командиру, обеспечивал координацию и связь с центром управления миссией. Вот только Лис, мелкий засранец…
– А получится втроем? – усомнился Филин. – У него планшет с фоткой и текст, а то я могу слова забыть…
– Все получится, – твердо заверил Волк. – Сегодня особый случай. Обойдемся без картинки. А стихи я и сам помню наизусть, ничего сложного.
Наступило молчание. Медведь посмотрел на часы приборной панели и заерзал.
– Долго еще? Дядя Вадим спит, но не дай бог ему приспичит машину проверить.
– Она скоро выйдет, – пообещал Волк, глядя в окно. – Никуда не денется.
– Зачем так сложно вообще? Можно было просто поджечь тут все, и дело с концом, дом деревянный, если с четырех концов запалить, да еще двери заколотить перед этим, никто бы не выскочил, – предложил Филин.
– Нет, – покачал головой Волк. – Мамочка хочет, чтобы мы отдали лично ей того, кто помешал.
– Пацаны, смотрите! Кажется, идет!
Высокая дверь интерната открылась, и в тускло освещенном прямоугольнике холла появилась чья-то фигура.
– Так, внимание! Филин, готовь веревки! Медведь, как только погрузим, сразу гони! Я пошел.
Волк открыл дверцу и вышел в снежную мглу.
Карина очнулась от похожего на глубокий обморок сна на исходе дня в среду, пробыв в бессознательном состоянии чуть больше суток. Последнее, что она помнила: как черные зубастые тени рванулись к Вениамину, а она тщетно пыталась отправиться вслед, чтобы они не натворили лишней беды. Судя по всему, это не удалось; Карина не помнила даже, как выбралась из игровой: только провал, темнота и тяжелое, будто похмельное, пробуждение в комнате интерната.
Долгий сон не освежил. Глаза открывались с трудом, веки были тяжелыми и слипались, сознание постоянно терялось, заваливаясь в полусон, тело расслабилось и нехотя откликалось на попытки двигаться, так что Карине казалось, что она зашита внутри большой и неуклюжей мягкой игрушки.