– Точно все в порядке?

– Это неважно. То есть со мной все нормально. Наверное. Или нет. – Карина почувствовала, что запуталась, и разозлилась на себя за это. – В общем, я о другом хотела сказать.

– Слушаю, – настороженно произнес он.

Карина вздохнула.

– Полиции я рассказала, что на тебя напали какие-то хулиганы. Двое случайных прохожих бросились тебя защищать и тоже пострадали. Сейчас они, кстати, тоже в этой больнице, с разбитыми головами. Один вряд ли оправится, другому повезло больше. Будет неплохо, если ты тоже станешь придерживаться этой версии. А еще лучше сказать, что ничего не помнишь.

– Понял. – Он задумался на секунду и произнес: – Значит, это все-таки ты… да?

– Да.

– Я не помню всего отчетливо, только то, что упал, а потом крики… Знаешь, я догадывался, но поверить не мог, чтобы ты… Но как?!

Карина хотела улыбнуться, но, видимо, это умение осталось где-то в той самой квартире, которую она так поспешно покинула. Вместо этого губы растянулись в кривоватый оскал. Она нагнулась пониже, почти касаясь груди Инквизитора своей затянутой в черный свитер грудью, приблизила губы к его уху и прошептала:

– Я сделала это твоим молотком. Нашла его вместе с клейкой лентой, маской и мешочком с какой-то сушеной дрянью. Аркадий Романович.

Он дернулся и попытался повернуть голову.

– Тише, тише, – сказала она. – Это еще не все, подожди. Помнишь, я обещала тебе сюрприз? Не могу сказать, что планировала именно это, но слово нужно держать.

Карина встала, поставила правую ногу на край прикроватной тумбочки и подняла юбку.

– Смотри.

Он и так смотрел во все глаза, с недоумением, недоверием, смотрел, как она поднимает юбку все выше, успел удивиться тому, что на ней надеты чулки, которых он раньше не видел, как чуть приспускает широкую резинку на белом бедре, как подцепляет ярко-красным ногтем телесного цвета пластырь, снимает его и обнажает маленький иссиня-черный рисунок, похожий на татуировку.

Перевернутый книзу трезубец.

Удивление в его широко распахнувшихся глазах сменил ужас, будто бы на его глазах она из человека превратилась в какое-то жуткое, инфернальное существо. Карина отступила на шаг, отпустила край юбки, позволив ей свободно упасть вниз, и сказала:

– Теперь ты знаешь.

Инквизитор молчал. Лицо его, и без того бледное, побелело настолько, что выделялось даже на фоне накрахмаленной белой подушки. Она подняла с пола сумку.

– Ты жив только потому, что я люблю тебя. Так уж вышло. Но сейчас я ухожу. И очень прошу, не ищи меня, даже не пытайся найти, потому что иначе… я просто не знаю, что тогда будет.