Он, не спрашивая куда, последовал за ней. Проходя по коридору, Фролов через приоткрытую дверь увидел портрет «Колдуньи» и остановился.
— Даже ее ты получила в наследство. Кто бы мог подумать, что Владимир и Валентина Милавины, Станислав, Милена и Олег Пшеничные трудились и созидали для того, чтобы дать начало роду Астровых, то есть Полынниковых, — вспомнил он настоящую фамилию Веры.
— Я не так неблагодарна. Пшеничные останутся как орнамент. Но ты забыл о Фроловых, — взяв все-таки Сергея за руку, она ввела его в детскую комнату, посреди которой в манеже сидел мальчик.
Движением головы Вера отпустила няню.
Фролов присел перед манежем и долгим взглядом посмотрел на ребенка.
— Сережа, останься! — раздался сзади ее голос. — У нас есть все. Мы обеспечены, независимы. Только вдумайся, твое творчество свободно от унижающей обыденности. Ты можешь писать картины, работать для театра, для издательства. Ты можешь выразить все, что дано тебе.
Фролов тяжело поднялся, провел рукой по голове ребенка.
— Мне дано глупое сердце и привередливая душа. Ты уж прости… — тоскливо улыбнулся он. — Если поймешь…
— Сережа! — бросилась она за ним. — Сережа!
Он задержался перед комнатой, где висел портрет «Колдуньи».
— Можно я побуду с ней недолго?
— Конечно! — желая удержать его еще хотя бы на миг, за который может произойти все, даже самое несбыточное, ответила Вера.
Фролов вошел в комнату и притворил за собой дверь.
Вера, закрыв лицо руками, бросилась в спальню. Давясь слезами, она молила Бога, чтобы он оставил Сергея ей.
Фролов стоял перед портретом золотоволосой колдуньи и ласкал ее взглядом. Потом оглянулся, вынул из внутреннего кармана пиджака флакон с краской и кисточку. Подошел ближе и в раскрытой книге, которая лежала перед колдуньей, латинским шрифтом написал:
«Ты, читающий эти строки, мой сын».
«Если он действительно мой сын, — решил Фролов, — то непременно пленится колдуньей и из любопытства заглянет в ее книгу. И, кто знает, может, захочет разыскать меня. А чтобы ему это было незатруднительно, я постараюсь не затеряться. Если же он сын Астровой, то ему будет не до картин…»
Вера вздрогнула, услышав, как захлопнулась входная дверь. Слезы навернулись на ее глаза, а губы прошептали с щемящей сердце усмешкой: «Пшеничная вдова!..» И странная, незнакомая ей пустота вползла в душу…