Книги
Крымская война
Результаты
Главной задачей русской дипломатии в период с 1856 по 1870 г. станет борьба с Крымской системой за отмену ограничительных статей Парижского мира. Глубокое недоверие императора Александра к Франции не помешало главе русского МИДа с завидным упорством добиваться союза с Наполеоном III. Внешне, казалось бы, расчеты кн. А. М. Горчакова были логичны. В Европе этого времени сложилась весьма специфическая ситуация: две великие державы континента — Франция и Россия — были стеснены положениями конгрессов (1815 и 1856 гг. соответственно), подводившими черту под их военными поражениями. Наполеон III стремился к достижению так называемых естественных границ Франции, то есть к Альпам и Рейну, и превращению Второй империи в центр союза латинских народов. Особое значение в его планах занимало вытеснение Австрии из Италии и политическое переустройство Апеннинского полуострова под эгидой Франции. Горчаков ожидал, что в обмен за благожелательное отношение Петербурга к возврату Франции к границам, существовавшим до Венского конгресса, Наполеон III согласится отказаться от своих гарантий положений Парижского или как минимум способствовать отмене его ограничительных статей. Последнее было особенно важным, так как Горчаков считал необходимым добиться возвращения России полноты прав на Черном море без войны. Русский министр иностранных дел говорил, что «ищет человека, который поможет ему аннулировать условия Парижского договора в отношении черноморского флота и границы Бессарабии, что он ищет его и найдет». Найти такого человека в императоре французов Горчакову не удалось.
Россия и Франция сближались, обсуждая условия возможного союза, но не приближаясь к нему. Первая русско-французская Антанта 1858 г. оказалась недолгой. Уже в результате войны 1859 г. обе стороны остались недовольны друг другом, но вновь сохранили видимость сотрудничества. Оно устраивало Горчакова, который надеялся в будущем перейти от видимости к реальному и взаимовыгодному партнерству, считая, что «Франция, проникнутая сознанием своих насущных интересов, была бы всегда лучшей союзницей России». Судя по всему, Александр II начал сомневаться в возможности достижения такой перспективы. «Доверие мое к политическим видам Людовика-Наполеона очень поколеблено», — отметил он в разговоре с Киселевым в октябре 1859 г. На замечание Ф. И. Бруннова о том, что лучше всего было не иметь французского императора «ни среди друзей, ни среди врагов», Александр возразил следующими словами: «Для наших интересов, без сомнения, полезнее иметь его среди союзников, если бы мы могли положиться на него».
Польское восстание 1863–1864 гг. довольно ясно продемонстрировало, что надеяться на императора французов нельзя. Крымская война показала и то, что ставка на Австрию как на ведущее государство Германского союза не оправдала себя. Начиная с 1864 г. Россия поддержала Пруссию в войнах за объединение Германии. Рост политического влияния и военной мощи Берлина не мог не волновать. Уже после австро-прусской войны 1866 г. в Петербурге начали задумываться о том, что чрезмерное усиление Пруссии в Германии может зайти слишком далеко. Наполеон III попытался прозондировать возможность согласия с Россией по германскому вопросу, однако эти его попытки были встречены с недоверием — французская дипломатия опять ожидала от России действий, не затрагивая вопрос об отмене ограничительных статей. 3 августа 1866 г. Горчаков писал Александру II, что Наполеон хотел бы «вовлечь нас в свою орбиту» и использовать «русскую откровенность», чтобы «поставить Пруссию между двух огней в то время, когда это будет отвечать его видам. Или же чтобы отдать нас на произвол Пруссии, если он пожелает поднять новое движение в Польше». Кроме этих малоприятных соображений Петербург должен был учитывать и другую опасность, также исходившую от Парижа, а именно возможность сближения Франции с Австрией в Восточном вопросе или территориальной компенсации Вены на Балканах. Не исключалось, что подобная комбинация могла быть поддержана и Пруссией. У русской дипломатии не оставалось выбора, политика Горчакова, нацеленная на достижение соглашения с Францией, вызывала всё больше нареканий. Под нажимом своих оппонентов он вынужден был признать, что «серьезное и тесное согласие с Пруссией есть наилучшая комбинация, если не единственная».
7 августа 1866 г. в Петербург со специальной миссией был отправлен генерал-адъютант прусского короля барон Эдвин фон Мантейфель. 9 августа он прибыл в столицу России и в тот же день был принят Александром II. Генерал изложил императору программу будущего переустройства Германии, которая произвела на него тяжелое впечатление. Александр II считал, что свержение малых династий станет подрывом «монархического принципа», а в созыве общегерманского парламента видел «революционную опасность». 10 августа Мантейфель встретился с Горчаковым и обсудил возможную программу компенсаций России за ее согласие на изменение политического устройства Германии. Представитель Бисмарка обещал поддержку русским действиям в Средней Азии, в Дунайских княжествах, было предложено и изменение границ в районе Галиции. Горчакова не заинтересовали эти предложения, и тогда Мантейфель затронул проблему Парижского договора. «Это другое дело. — Ответил Горчаков. — Этот договор нежизнеспособен. Он умрет своей естественной или квазиестественной смертью, и когда речь будет идти о том, чтобы похоронить его, мы убеждены, что Пруссия, которая не имеет никаких непосредственных интересов в этом вопросе, тогда как он задевает наше национальное чувство, даст нам сердечно и со всей решимостью свой голос».
Переговоры продолжились, и уже 12 августа в личном письме к Вильгельму I Александр II заверил его в том, что Россия ни при каких обстоятельствах не поддержит противников Пруссии. Петербург продолжил оказывать Берлину дипломатическую поддержку, что имело большое значение в сложившихся обстоятельствах. Более того, по распоряжению Бисмарка Мантейфель впервые прозондировал и вопрос об отношении Петербурга на случай столкновения с Францией. Эти действия были успешны. Мантейфель телеграфировал Бисмарку: «Зондировал. Князь Горчаков не дал никаких определенных обещаний, но, Ваше превосходительство, можете уверенно действовать против Франции». Русско-прусское сближение, которому так не сочувствовал Горчаков, стало фактом. Однако оно так и не было оформлено в союз, что позволяло Горчакову надеяться на реализацию своей старой программы путем достижения договоренности с Францией.
Между тем русские и французские интересы не совпадали решительно нигде. Русский министр иностранных дел в очередной раз попытался использовать возможность договориться с Наполеоном III при личной встрече с императором. Александр II и Горчаков посетили всемирную выставку в Париже. Это было событие колоссального, невиданного ранее масштаба. В 1862 г. в Лондоне было выставлено 28 653 экспоната, выставку посетили тогда 6,211 млн человек. В Париже было выставлено 50 226 экспонатов, выставку посетили 10 млн человек. Столица Второй империи превращалась в столицу мира — средоточие финансов, достижений техники и производства. Именитые гости привносили с собой и элемент политики. Император и вице-канцлер находились в Париже с 1 по 11 июня 1867 г. На границе с Францией Горчаков заявил: «Я привез с собой целую канцелярию, чтобы делать дела». Он верил, что канцелярия пригодится.
Въезд Александра II в Париж был весьма торжественен — на вокзале императорский поезд был встречен Наполеоном III, сопровождаемым высшими сановниками Второй империи, резиденция Александра II была расположена в Елисейском дворце. Однако никаких «дел», которых ждал русский министр иностранных дел, не последовало. На русско-французские отношения опять легла печать польского вопроса. Перед отъездом императора во Францию по предложению шефа жандармского корпуса генерала графа П. А. Шувалова была объявлена амнистия участникам восстания 1863 г. Это была так называемая «Вержболовская амнистия» (по месту подписания на пограничной станции Вержболово (современный город Вирбалис, Литва), в 5 км от русско-прусской границы). Александр II подписал ее 17 (29) мая 1867 г., перед тем как отправиться во Францию. По амнистии все неоконченные следственные дела, относившиеся к восстанию 1863–1864 гг., прекращались (кроме дел по обвинениям в тяжких уголовных преступлениях — убийстве, грабеже, поджоге и проч.), запрещалось начинать новые по обвинению к принадлежности к мятежу. Уроженцам Царства Польского, высланным в административном порядке, разрешалось вернуться на родину. Высланным в административном порядке уроженцам западных губерний разрешалось переселение в Царство Польское. Оба разрешения не распространялись на высланное католическое духовенство.
Эта мера была предпринята в расчете на лучший прием во Франции с ее полонофильскими симпатиями и значительной польской общиной. Эти ожидания не оправдались. Французское правительство, по меткому замечанию русского современника, «не знало пределов своему высокомерию и самообольщению». Не отставало от него и общество. 4 июня 1867 г. при посещении Александром II Дворца Правосудия в Париже он был встречен демонстративными выкриками «Да здравствует Польша!» адвоката Шарля Флоке. Еще через два дня, 6 июня, в Булонском лесу на Александра II было совершено покушение А. И. Березовским, суд над которым превратился позже в демонстрацию симпатий французской общественности к польским революционерам. И, хотя покушавшийся был приговорен 15 июля к пожизненной каторге, это никак не сказалось положительным образом на русско-французских отношениях. Протокольные мероприятия — огромный парад 6 июня, в котором принимало участие около 60 тыс. человек, торжественные встречи русского и французского императоров и прусского короля — не смогли смягчить неприятного ощущения от пребывания Александра II в Париже. Не были обнадеживающими и результаты переговоров Горчакова с Наполеоном III, которые состоялись 3 июня 1867 г. О самом важном для России вопросе — отмене ограничительных статей — не было сказано ни одного слова. Обращение к Критскому вопросу привело к очередной констатации разных позиций двух стран на востоке. Таким образом, поездка Александра II и Горчакова в Париж не привела к улучшению русско-французских отношений. Россия продолжила сближение с Пруссией.
Франко-прусская война привела к быстрому падению Второй империи. 2 сентября 1870 г. она капитулировала. В плен сдалось 83 тыс. французских солдат и офицеров во главе с императором Наполеоном III, с учетом сдавшихся в ходе боев 29 августа — 1 сентября в плен попало 104 тыс. чел. Узнав об этом, Ф. И. Тютчев дал удивительно верную оценку случившемуся: «Все потеряно, и главным образом честь». Уже после первых неудач Наполеону предлагали вернуться в столицу, но он так и не решился сделать это до решающего сражения. Император хотел прибыть в Париж победителем.
Официальный орган русского МИДа — Journal de St.-Petersbourg — отреагировал на новости с театра военных действий статьей, автор которой, с одобрения Горчакова, подводил итоги случившегося. Россия не может поздравить себя с переворотом в европейском равновесии, но «слова тут не помогут», ибо Франция расплачивается за свои политические ошибки и свои «национальные пороки» — она не давала Европе «жить спокойно» со времени Наполеона I и «это 1807 г. породил 1870».
19 (31) октября 1870 г. русское правительство циркулярной депешей А. М. Горчакова возвестило, что ввиду многих нарушений Парижского мира 1856 г., совершенных другими державами, Россия не считает себя более связанной его ограничительными статьями. «Пятнадцатилетний опыт доказал, — говорилось в ней, — что это начало (нейтрализация Черного моря — А. О.), от которого зависит безопасность границы Российской империи с этой стороны во всем ее протяжении, имеет лишь теоретическое значение. В самом деле: в то время, как Россия разоружалась в Черном море и даже посредством декларации, включенной в протоколы конференции, прямодушно воспрещала самой себе принятие действительных мер морской обороны в прилежащих морях и портах, Турция сохраняла право содержать в Архипелаге и в проливах морские силы в неограниченном размере; Франция и Англия могли по-прежнему сосредотачивать свои эскадры в Средиземном море… По отношению к праву, наш Августейший Государь не может допустить, чтоб трактаты, нарушенные во многих существенных и общих статьях своих, оставались обязательными по тем статьям, которые касаются прямых интересов его империи».
Россия возвращала себе право вооружения на Черном море, не возражая против восстановления такого же права у султана и заверяя всех, что не имеет ни малейшего желания возбудить Восточный вопрос. Как и предсказывал на Царскосельском совещании Горчаков, реакция на это заявление ограничилась «войной на бумаге». Разгромленная в 1866 г. Австрия, превратившись в Австро-Венгрию, не желала новых войн, Великобритания не могла себе позволить вону с Россией без мощного союзника на континенте. Наиболее болезненное наследие Крымской войны — ограничительные статьи на Черном море — ушли в область истории.