Но дальше я уже не слушала. Озарение было столь внезапным, что я не выдержала и заорала:

— Ну, конечно! Какая же я тупица!

Все хранители, что были в зале, резко замолчали и уставились на меня. Даже парочка темных, которые подначивали своих подопечных подраться, бросили свое занятие.

— Какая потрясающе честная оценка себя, — пробормотала Регина.

— Что? — спросил стоявший рядом Влад.

— Чудесные полотна, восхищаюсь мастерством художника, — невинно похлопав ресницами, ответила она.

Какой-то здоровенный темный выдвинулся вперед и, оглядев меня с ног до головы, словно я была куском мяса, которое обитатели Мира Теней, кстати говоря, предпочитают в сыром виде, протянул:

— Светленькая, моего ума хватит на двоих, — руками он сделал приглашающий жест.

Я подарила ему хмурый взгляд.

— Закрой свой рот! — Выступил вперед Элай.

— О-о-о, да у нас тут самоубийца, — осклабился громила. — Давай, мальчик, я помну твои белые крылышки.

Темные засвистели, предвкушая грандиозную драку.

Я лихорадочно соображала.

— Подожди, Элай, — я положила руку ему на плечо и обратилась к темному: — Говоришь, умный? Тогда ты должен знать ее темного хранителя, — я пальцем указала на Регину.

Верзила заметно занервничал, что-то пробормотал и скрылся в толпе.

— Так я и думала, — удовлетворенно заметила я, но мысленно все же поежилась. Если уж такой здоровяк не захотел выдавать соплеменника и даже не нахамил мне, а трусливо сбежал, то вывод был один: темный хранитель Регины явно не невинный кролик.

— Амалия, зачем? Я бы справился с ним! — Элай был жутко возмущен.

— Знаешь, Элай, завязывай со своими замашками камикадзе. Тебе же не тринадцать лет, а двадцать шесть! Откуда такое желание лезть в драку? Мало тебе выговора в личное дело? Кстати, что там написал Варлаам? Колись! Он явно не мог не заметить, что ты использовал ангельский огонь тогда, на крыше.

Я продолжала зудеть, пока мы протискивались к выходу из музея. Ворчала я, чтобы отвлечь внимание Элая. Мне не хотелось, чтобы он вдруг начал расспрашивать, чем темный хранитель Регины наводит страх на своих собратьев.

— Ничего он не написал. Он пропал, если ты забыла.