Правда, все эти сведения не дали Баду того, что он хотел. Единственное, чего он добился, — головной боли. Он позвонил Холли и очень мило поболтал с ней. Он рассказал ей все, что ему удалось узнать о львах в Лотонской библиотеке. Холли долго смеялась, представив себе, как здоровый пожилой мужик, похожий на Джона Уэйна, сидит в библиотеке и рассматривает книжки с картинками. Дамы в читальном зале, наверное, подумали, что он свихнулся, и ему еще повезло, что они не вызвали полицию.

— Я думаю, что смогу освободить завтрашний день.

— Ты на самом деле так думаешь? — в игривом удивлении воскликнула она. — Кто же подсказал тебе этупотрясающую идею?

— Да тут один парнишка.

— Ну, если ты придешь, то не забудь захватить с собой и его.

— Около двенадцати?

— Да, сэр, — ответила она.

Вернувшись домой, Бад увидел, что все в порядке. Даже он сам ощутил прилив счастья, хотя для того, чтобы оно было полным, пришлось принять очередную дозу перкодана. Казалось, что в его епархии, которую он называл своей империей, царили мир и спокойствие — никакого брожения в столице, никаких волнений в провинциях. Немного пива, легкий ужин — и он отправился спать, не дождавшись даже прихода сыновей, пропадавших сегодня то ли на свиданиях, то ли на вечеринках, то ли еще бог знает где. Ночью ему снились львы.

Бад проснулся в воскресенье с ощущением, что уделяет Джен слишком мало внимания, и, желая искупить свою вину (в полдень он собирался на свидание), отправился вместе с Джен и Джеффом на девятичасовое богослужение. Расс, как и положено юному интеллектуалу, перестал ходить в церковь еще в восьмом классе.

Расс еще спал, накануне он допоздна занимался где-то всякими глупостями, хорошо, хоть он вернулся домой, не навесив себе на ухо еще одну серьгу. Бад погасил свой гнев или сложил его в то место в душе, куда обычно складывал раздражение, и они с Джен и Джеффом поехали в церковь.

Джен ходила в методистскую церковь, хотя, как и Бад, была в детстве крещена баптистами. Ее отец, преуспевающий фермер из Талсы, издеваясь, утверждал, что методисты — это те же баптисты, только позабывшие, кто они такие. Хотя Джен почти во всём бывала согласна со своим отцом, в этом вопросе она проявила твердость, выбрала методистскую церковь и с тех пор не изменяла принятому решению. Методистского священника звали Уэбб Феллоуз, Джен любила его за занимательные проповеди: он был молод и тем не менее мудрым и уважаемым пастырем. Сегодня он рассказывал увлекательную и забавную историю об одном техасском нефтяном магнате, который жертвовал на храм пятнадцать процентов своего годового дохода. Иногда он давал больше, если прихожане решали построить новую молельню. Когда однажды этого техасца спросили, принадлежит ли он к церкви, тот ответил: «Нет, черт подери, это церковь принадлежит мне!» Бад понимал, что хотел сказать этим Уэбб Феллоуз. Неважно, как много долларов жертвуете вы на храм, важно, насколько щедры вы в своих сердечных помыслах и деяниях.

«В таком случае, — подумал Бад, — я очень плохой христианин. Ведь после окончания проповеди мы позавтракаем, а потом я собираюсь нарушить заповедь».

После службы они, постояв в очереди, подошли к священнику. Он был хорошо осведомлен об их делах.

— Я слышал, что ты отбил великолепно трудную подачу, сын мой, — сердечно проговорил он, похлопав Джеффа по плечу.

— Да, сэр, мне это удалось, — ответил Джефф.

— Этот мяч было невозможно поймать, — добавила Джен.

— Да нет, мама, просто он соскользнул с перчатки принимающего, — возразил Джефф, — но я принес очко. А это хорошо.

— Значит, миссис Пьюти, вы имеете полное право гордиться своим сыном.

— И я имею полное право быть благодарной господу. — Она взяла под руку Бада и слегка прижалась к нему.

— Как вы себя чувствуете, сержант? — спросил Уэбб Феллоуз.