«По две на каждого?» – желчно поинтересовался внутренний голос – поинтересовался невесело, горько.
Ее Мак… Ее родной Мак, а на его локте лежит чужая ладонь. Его шею – шею ее любимого – обнимают руки яркой и эффектной блондинки, а брюнетка, что сидит слева, смотрит с таким обожанием, что не может оторвать взгляд. Смеется над каждым словом, хлопает ресницами, посылает зазывные намеки всем телом.
А он там… Сидит, зажатый с двух сторон женщинами, позволяет себе быть зажатым ими и, кажется, наслаждается этим. Улыбается.
Ее сознание плыло, зрение плыло тоже. Чужие белокурые волосы, чужая блузка, снятая с плечиков в чужом шкафу, чужие женские колени.
На женщин Эльконто она не смотрела.
Почему? Как получилось, что так? Неужели она ошиблась настолько?.. Неужели к этому вынудила его она сама?
Сама? Тем разговором? Фразой «Я твоя женщина»?
И все? Поход в бар, чужие руки, чужие сердца, потребность в чужой страсти?
Лайза не могла сдвинуться с места – смотрела, смотрела и смотрела; знала, что в этот момент сгорает внутри не что-то ценное – сгорает ВСЕ, но не могла оторвать взгляд, не могла даже моргнуть.
Мак ей изменил.
Даже если еще нет, то скоро.
«Уже».
Развития событий не будет.
Ведь надо подойти, да? Надо… Как-то… В глазах стояли слезы. Она жалкая, всегда была жалкой. Лайза Дайкин – никто.
Просто никто, и нет других слов.
Вот и узнали.
Изящные пальцы с длинными красными ногтями зарылись в короткий ежик на его затылке, и она не выдержала такого кощунства – смахнула с глаз слезы и шагнула вперед.
Несколько секунд ее никто не видел – продолжался разговор, продолжался смех, – затем голоса стихли – не сразу, плавно.
Первой ее заметила блондинка – уставилась с презрением и удивлением. Ах да, Лайза же не одета для бара – она в штанах и теннисных туфлях для вождения; после повернулся Эльконто – сумел выдохнуть одно-единственное слово: «Ты?»
– Я, – шепотом отозвалась Лайза, и в этот момент повернулся Мак. Зацепился за нее взглядом, мгновенно изменился в лице, попросил прощения у блондинки, начал выбираться из-за стола.