Он пожал плечами:
— Ну и зря. Он бы наверняка помог.
Я рассмеялся. Одна из миссий Чарли в этом мире, наверное, заключается в том, чтобы поднимать людям настроение.
Потом я покатил обратно в Бейсин.
Было около половины двенадцатого, когда я подъехал к воротам автостоянки. В дальнем ее конце, рядом с брошенной, проржавевшей машиной, кто-то поставил мотоцикл.
Я закрыл ворота и направился к набережной. На ней не было ни души. Черная водная гладь простиралась передо мной. Темные силуэты кораблей, словно ночные призраки, маячили впереди. Среди них виднелись мачты "Лисицы". Ночь была из тех, когда кажется, что ты один на всей планете.
— "Лисица" уже давно стала не только моим увлечением, моей страстью, моим кораблем, она стала моей семьей, моим домом, моим единственным другом...
Заткнись, Тиррелл! — приказал я одному глупому мечтателю. Это в тебе говорит пиво!..
Я приблизился к кораблю. Выплыл из темноты его остроугольный нос из тикового дерева. Мой экипаж, прежде чем покинуть "Лисицу", до блеска надраил палубу, и теперь она серебристо мерцала в лунном свете.
Я на мгновение остановился, любовно оглядывая свой парусник. И тут мне бросились в глаза какие-то темные пятна. Они тянулись по палубе к люку отсека. Когда я уходил, все было абсолютно чисто, Кто мог побывать на "Лисице" в мое отсутствие? Я поднялся на палубу и громко спросил:
— Кто здесь?
Тишина. Желтый свет, лившийся из окон "Дыры", купался в черной воде. Внезапно мне что-то послышалось. Негромкий, приглушенный крик или стон. Звук доносился из кают-компании. Я бросился туда. Мои пальцы нащупали фонарь в нише возле двери. Пошарив в карманах, я достал спички.
Фонарь горел слабым пламенем. Я увидел на полу свежие пятна крови. Затем неяркий свет выхватил из темноты кусок красно-коричневой стены кают-компании, стол, на котором лежала морская карта, кресло возле стола. В кресле полулежал какой-то человек. Вернее, то, что от него осталось. Я присмотрелся. Клочьями свисала порванная, вся в крови грязная одежда. Но хуже всего было лицо: черное, окровавленное месиво. Алый ручеек сбегал из угла губ.
Это был Дин, изуродованный до неузнаваемости. Дерзкий Дин, хитрый Дин, прошедший путь от мелкого хулигана до всеми признанного лидера.
— Ублюдки! — прохрипел Дин.
Я дал ему глоток воды. Потом освободил его от кровавых лохмотьев одежды и начал смывать кровь с разбитого лица. Должно быть. Дин испытывал адскую боль. Но ни единый стон не сорвался с его губ. Дин был крепким орешком и не хотел распускать слюни перед своим шкипером.
— Порядок, — сказал я, вылив за борт третий таз окровавленной воды. — Хочешь чего-нибудь?
— Ничего, — ответил Дин.
Я сел рядом с ним.
— Ты убежал сразу, как только мы прибыли в Чатем. Сейчас ты преодолел полторы сотни миль для того, чтобы испачкать мою чистую палубу? Какого черта. Дин?