– Ты слишком нервничаешь. Скоро мы будем дома.

– Просто чувствую себя виноватой, Карл, и усталой. Знаю, мы все устали.

Я отворачиваюсь еще дальше от него, пытаясь подавить чувство вины, взгляд от окна не отрываю. Мы едем мимо станции Энджел, мимо ресторанов Аппер-стрит, которые хорошо начинаются и плохо заканчиваются в пабе «Уэзерспун» в Хайбери-корнер. Корзинки с цветами на Холлоуэй-роад, студенческие забегаловки над индийскими ресторанами и ряды прикольных магазинов, торгующих латексной одеждой, которая, скорее всего, нравится Патрику.

– В суде все закончилось удачно? – спрашивает Карл, прерывая молчание.

Дом уже рядом, мы поднимаемся по склону холма. Я огорошена его тоном, куда более дружелюбным, чем прежде. Может, он злиться перестал?

– В суде?

– Ну, процесс, ограбление, ты им на этой неделе занималась.

– Я посредине его прервала… – Собственные слова доносятся будто издалека, из-под толщи воды, в которой плывет моя тяжелая голова.

– Так ты свободна на следующей неделе? Будь умницей, удели время Тилли!

Все, погружение закончилось. Выдернутая на поверхность воды, я отплевываюсь и пытаюсь отдышаться. Карл до сих пор злится.

– Пытаешься поставить мне это на вид?

– В последнее время ты очень занята.

– Ты же знаешь, как это важно для меня. Для нас. Пожалуйста, давай без наездов!

– Какие наезды, Элисон? Я попросил быть умницей, и только.

На вершине холма транспортный поток замедляется, потом сворачивает к Арчуэю. Дом. Место, где живет сердце. Я опускаю руку в карман проверить, на месте ли телефон, но удерживаюсь от желания посмотреть, не написал ли Патрик. Я выбираюсь из машины и, старательно растянув губы в улыбке, поворачиваюсь к Матильде. Она берет меня за руку, и мы заходим в дом.

Я моюсь под душем, оттирая следы Патрика. Я стараюсь не думать о том, как настойчив он был, как прижимал мою голову к столу, как под его весом жесткие края столешницы впивались мне в тело. Я ем сэндвич с беконом, который Карл оставил мне на разделочном столе, и прислушиваюсь к шуму, который доносится из сада. Там играет Матильда, пинает листья, носится вокруг лужайки – туда-сюда: «Вперед, папа!» Она как маятник, раскачивающийся между этой реальностью и другой, от которой я до сих пор не получила весточки. А ведь я строго-настрого запретила себе проверять эсэмэски. Я открываю папку с материалами об убийстве, потом закрываю. Почти непреодолим соблазн затеряться в записках по делу, между заявлением и фабулой спрятаться от реальности своей жизни, которую я пускаю под откос, мучая Тилли и Карла. Но, если начну работать сейчас, будет еще хуже, я знаю. Лучше потом.

На ланч приглашены гости, Карл готовит самое лучшее для своих университетских друзей. В духовке шипит баранья нога, сильно пахнет розмарином. Кухня блистает чистотой, что твоя рамка, в которую вот-вот вставят фотографию. Карл уже накрыл на стол: туго свернутые салфетки лежат на мелких тарелках, втиснутых между ножами и вилками. Со стоящей в углу доски стерли расписание рабочей недели – плавание, шопинг, собрания группы Карла. Сейчас аккуратным Матильдиным почерком там написано: «Люблю выходные!» – и нарисованы два держащихся за руки человечка, большой и маленький.

Все лишнее убрано, дверцы буфета закрыты. Я поправляю белые лилии, которые Карл поставил в вазу, но на стол падают комочки желтой пыльцы. Я вытираю их рукавом и поспешно ретируюсь.

Я выхожу к Матильде в сад, восторгаюсь паутиной на черносмородиновом кусте и веточками на падубе – это наверняка гнездо.

– Мам, это же гнездо? Может, там живет малиновка?