Лаббок медленно пошевелил руками, уголок его рта равномерно дергался.

— Будь я проклят, — произнес он, но слогов оказалось так много, что я не стал их считать.

Я вытащил из кобуры пистолет и открыл дверцу машины. Лаббок отступил назад, чтобы дать мне дорогу. Он уже широко улыбался, глядя на пистолет, который я направил ему в грудь.

— Такого идиотского, хренового выступления я уже давно не видел, мистер. Ты даже представить не можешь, в какое глубокое дерьмо только что забрался.

— Пойдем, посмотрим, получишь ли ты повышение по службе, — предложил я.

Входная дверь со стеклом посередине размером с ванну и в форме конуса была выкрашена белой краской. Лаббок провел меня через нее в просторную прихожую, затем повернул налево и через двойные дубовые двери мы вошли в личный кабинет Уайта. Где-то по дороге он, видимо, нажал ногой на кнопку сигнализации, но я не заметил, где.

Все шло прекрасно, пока какой-то тип, спрятавшийся за вешалкой, не снял предохранитель со своего пистолета и не приставил его к моей шее.

Лаббок повернулся ко мне и забрал свое оружие, так и не перестав ухмыляться. Тип у меня за спиной не шевелился, но я не стал предпринимать попыток сбежать.

— Добрый день, — поздоровался я. — Мистер Уайт дома?

— Добрый день, — ответил тип, стоявший у меня за спиной. Его голос лился гладко, точно мед по лепешке. — Мистер Уайт дома. Более того, он собирается вас прикончить, если вы не объясните ему, что вам здесь нужно, причем сделаете это без промедления.

Я протянул руку через плечо, предлагая ему ее пожать.

— Джексон Наварр, — представился я. — Третий.

Я досчитал до пяти, решил, что моя жизнь подошла к концу, и уже собрался заключить мир с Иисусом, Тао и агентством, выдавшим мне кредитную карточку, но тут услышал щелчок предохранителя, вернувшегося на место. Ги Уайт пожал мне руку.

— Что ж вы сразу не сказали? — спросил он.