Александр прошел в библиотеку, где в шкафу, как он знал с детства, хранилась пара дуэльных пистолетов, переходящих в семье Бежецких по наследству от отца к сыну вот уже несколько поколений. Коробка из полированного красного дерева с потемневшим от времени серебряным гербом Бежецких на крышке была покрыта толстым слоем пыли, но сами пистолеты производили впечатление только вчера уложенных в гнезда, обитые черным бархатом. Вычурное изящество инкрустации, свойственное прошлому веку, потемневшая от времени сталь тульской выделки, ореховые рукояти… Поручик вынул из футляра один из не по-современному увесистых «лепажей» и поднял на вытянутой руке.
— Бах, — отчетливо произнес он, не тронув, разумеется, рифленой «собачки» спуска: игры с оружием остались в далеком детстве, пусть даже наверняка известно, что оно не заряжено.
«Нет, ерунда все это, — пистолет аккуратно улегся на свое место. — Попасть из такого монстра с сорока шагов непрофессиональный стрелок может лишь в одном случае из тысячи. Больше верится в то, что можно выиграть миллион рублей по случайно подобранному на улице трамвайному билетику…»
Но на душе молодого человека все равно скребли кошки…
26
— Вы можете говорить что угодно, — штаб-ротмистр Баргузин расстегнул тесный ворот мундира и повертел шеей, — а стреляться в такое утро — грех. Вы только посмотрите, господа, что за погода!
Утро действительно выдалось великолепным. Солнце едва-едва поднялось над частой гребенкой далекого леса, молодая травка была покрыта серебристой росой, могучая река в нескольких шагах бесшумно катила свои спокойные, будто политые маслом воды к морю. Ранние пичуги пробовали голоса в окутанных легкой дымкой прибрежных кустах, а из-за реки им вторили автомобильные клаксоны просыпающегося города.
— А по мне, так только в такое утро и стреляться, — заявил, как всегда безапелляционно, князь Лордкипанидзе, давно уже распахнувший на груди шинель, дабы все присутствующие могли полюбоваться новеньким анненским крестиком. — Отдать Богу душу посреди подобной благодати — это ли не счастье? Вы только представьте: дождь, слякоть, в двух шагах ни черта не видать, а вы, как дурак, с пистолетом… Или зимой, к примеру. Бр-р-р! Нет, что ни говорите, а нынешнее утро — самое благоприятственное…
— Чтобы получить свинцовый орех между глаз! — фыркнул штаб-ротмистр.
— Типун вам на язык! — яростно сверкнул глазами князь. — Накаркаете!
— Ну, я же не уточнил, кто именно получит пулю… — развел руками Баргузин. — А вы чего молчите, Бежецкий? — переключил он внимание на задумчивого Сашу.
— Помалкиваю, как и надлежит младшему в присутствии старших, — кротко ответил поручик. — По возрасту и по чину.
— Правильно! — хлопнул Александра по спине князь. — Это по-нашему! Вот что армия делает из зеленых юнцов!
— Отстаньте от него, поручик, — Баргузин поморщился. — Он и в гвардии был скромен и обходителен, не чета некоторым… Да вы расстегнитесь, расстегнитесь, Саша — тепло, как летом. Или вы там, на юге, отвыкли от скупых милостей нашей природы?
— Почему же, — поручик расстегнул шинель. — Там тоже не всегда лето. Особенно — в горах.
— В горах! — воскликнул Лордкипанидзе. — Какие там горы? Жалкие холмики! Вот у нас, на Кавказе!..
И осекся.
Нет, нужно отдать должное гвардейцам: челюсти у них не отпали, но то внимание, с которым они изучали Сашин мундир, стоило многого…
«А что, если бы я, для смеху, нацепил афганскую ленту через плечо? Да с золотой звездой вкупе?»
— И что самое интересное, — задумчиво пробормотал Баргузин, отрываясь от созерцания Сашиных наград, — до сих пор за это не выпито ни рюмки водки. Непорядок.