— Любой, кто приходит вот так, — кивок головой в сторону сгоревшего танка, — враг. И кто приходит с этим, — коричневая узловатая рука выловила из груды гильз один целый, вероятно, выщелкнутый из магазина в горячке боя, патрон. — Тоже враг. Все, кто приходили к нам незваными, заканчивали вот так же. Мы вас не звали, но вы пришли. К чему тогда вопросы?

Не рассчитывая на ответ, проводник снова нахохлился на своем камне, будто хищная птица.

Да и нечего было Александру сказать ему…

Саша лежал, прижимаясь заросшей щекой к гальке, и чувствовал, как металл, упирающийся ему между лопаток, давит все сильнее и сильнее. Еще немного — и штык проколет грубую одежду, войдет в живую плоть…

Ему повезло намного больше, чем проводнику: вон он — валяется у скалы, запрокинув бородатое лицо к равнодушному небу, прошитый в упор добрым десятком пуль. Такая же участь ждала бы и Александра, не насторожи туземцев все-таки несколько нездешние черты его лица и незагорелое тело, виднеющееся в прорехах растерзанного одеяния.

Сейчас трое афганских военных стояли в сторонке, переговариваясь о чем-то вполголоса, а молоденький солдатик караулил «пленного», едва не приколов его на манер бабочки к дороге.

Ибрагим Второй успел переодеть из прискучивших ему немецких обносков на новый лад не только гвардию, но и армейские части: ярко-зеленые, никак не маскирующие их владельцев мешковатые мундиры, каскетки — нечто среднее между кепи и шапкой-ушанкой с огромными кокардами… Видимо, за образец была все же взята русская форма, но то ли строчили ее по собственноручным эскизам правителя (а рисовать тот умел только цветными карандашами), то ли не желал кто-то, чтобы «эмирцы» в точности походили на «союзников»… Вышло аляповато. Если, конечно, это не частная армия какого-нибудь местного феодала, к Кабулу не питающего особенного пиетета.

«Ты с ума сошел, — перебил сам себя поручик. — У тебя жизнь на волоске висит, а ты о форме одежды туземной армии рассуждаешь! Пржевальский хренов!..»

Увы, больше заняться в таком положении было нечем…

Тем временем обсуждение его судьбы подошло к концу.

— Ты кто такой, — довольно чисто по-русски поинтересовался один из «зеленых», судя по кобуре на поясе — офицер, погоны которого, увы, в таком положении Бежецкий рассмотреть не мог. — Шпион? Англичанин? Говори, а то мы будем спрашивать по-другому.

Оба его товарища заржали, демонстрируя понимание «чужой мовы».

«Понимают по-нашему… И вооружены единообразно. Может быть, все-таки королевские войска? Тогда есть шанс…»

— Я русский, — ответил он.

— Русский? — не поверил афганец. — Почему же в нашей одежде? Русским незачем прятаться от друзей, они ходят открыто. Говори, кто ты такой!

— Я русский, — упрямо повторил поручик, чувствуя, что еще миг — и штык — слава Богу, не слишком острый — войдет меж ребер. — Выполняю особое задание.

— Ты врешь, — убежденно заявил туземец. — Что за особое задание? Тут крутом королевские земли, а русским нечего скрывать от нас, их союзников.

— Я не знал. Меня вел проводник.

— Он тоже русский?

— Нет, из местных… Пуштун.