— Вот это по-нашему. Молодец, детка, — одобрил я. — А мы с тобой еще повеселимся. Ты да я, да тридцать тонн баксов; а может, на пять или десять больше, если все провернем на пять с плюсом.
— Ах, ну конечно, Карл! — (Опять с милой улыбкой.) — Как будет чудесно! Ты уж меня прости, если я… Просто я завелась, настроилась, а тут…
— Ничего, ничего, — сказал я.
Она хотела, чтобы я вернулся в Пиердейл первым. Хотела немного еще поболтаться по Нью-Йорку, поэтому с марафетом и одеванием не спешила. Ну, я в итоге согласился, ладно уж. Но к ночи чтоб дома была как из пушки!
Еще немного поболтали — так, ни о чем, лишь бы языками чесать. Чуть погодя вдруг говорит: «М-м-м? Зайчик?» — и лезет обниматься; а я знаю, что не смогу ничего. Ну не так же скоро, не сейчас! Господи, святой истинный крест, я знал, что не смогу.
Но я смог!
Я напрягался и старался изо всех сил, пронзаемый нудной болью аж до ногтей на ногах; глаза держал закрытыми, боясь, как бы она по ним не догадалась, что я-то… я-то ведь… всецело пребываю как раз в той самой
…Так как же все-таки насчет «потом»? Если, конечно, будет это «потом». Как с ней-то быть?
Уставясь в грязное окно Лонг-Айлендского почтово-багажного, я сидел в полудреме, мысли витали, скручивались кренделями и возвращались к ней. Как быть с нею?
Вся кругом себя сдобненькая. Да и на мордашку ничего. Вроде бы все при ней, чего и желать-то еще от женщины, если ты на вершине или хотя бы выглядишь, будто на вершине.
Но я никак не мог представить себя на той сплошной нескончаемой пирушке, в которую должна превратиться жизнь рядом с ней. Не видел я там себя, да и пирушки той не хотел. Чего я хотел, так это… черт его поймет, в натуре даже и не знаю, но только не этого. Просто быть собой. И, может быть, чтобы рядом был кто-то типа… ну да, типа Руфи — человек, рядом с которым я могу быть самим собой.
Руфь. Фэй. Фэй, Руфь… Или как? Чего хочу, непонятно. На самом деле даже непонятно, чего я не хочу. Чего я точно не хотел, так это чтобы меня втянули в подобную заваруху, однако должен сознаться, Аризоной я тоже был уже сыт по горло. Кстати, про это я пока помалкивал, но там на моем лежбище перебывало много девчонок. Господи, да в прошлом месяце хотя бы я имел двух или трех в неделю, каждый раз новых. И все, казалось бы, более-менее, у всех все на месте. Но почему-то ни в одной из них я не находил того, чего… чего? Чего я хотел, видимо.
Глаза у меня потихоньку слиплись, и я не стал их разлеплять. Босс, вероятно, подсказал бы что-нибудь по поводу Фэй. Может быть, придумал бы дельце, где можно ее вновь использовать, а может быть, решил, что от нее только лишний риск. Конечно, он бы поговорил со мной об этом. И если она нужна мне, если я возьму на себя за нее ответственность…
Так ведь откуда же мне знать? В данный момент она мне не нужна. Ни она, ни кто бы то ни было другой. Что вполне естественно. Завтра, послезавтра… а потом? Бог весть.
Голова моя привалилась к оконному стеклу, я заснул.
Проснулся через несколько часов.
Проехал, на хрен, до конечной станции, и меня трясет за плечо проводник.
Чудом удержался, чтобы не залепить придурочному обалдую в глаз. Оплатил лишний проезд плюс билет обратно до Пиердейла. День только начинал клониться к вечеру. Возвратиться вперед нее, пожалуй, успею.
Сходил в сортир, умылся. Вернувшись на место, глянул на стрелки часов и охренел: какого рожна стоим? Потом выглянул в окно, и мне совсем поплохело.