— Я знаю, но мой опыт подсказывает, что мы вряд ли что-то найдем. Нет никаких признаков заражения или интоксикации. Мы отбросили все возможности, кроме вируса. Ждем результатов очередной партии анализов на антиген, однако все предыдущие посевы дали отрицательный результат…
Они подходят к последней кабине. Вокруг нее больше всего народу. Две женщины в защитных костюмах изучают и фиксируют показания приборов. На носилках лежит мужчина, точно так же привязанный и обмотанный проводами. Разница в том, что мужчина делает все возможное, чтобы вытянуть шею, и энергично мотает головой. Его волосатое пузо трясется, но в остальном Ларедо не замечает в его теле и его поведении никаких отклонений — помимо страха. Мужчину окружают трое в скафандрах. Они, кажется, разговаривают, но снаружи ничего не слышно.
— Разумеется, без вашего разрешения мы его не трогали, — сообщает Гарригес.
Саласар и Гарригес смотрят на Ларедо. Две женщины — тоже.
— Как он себя чувствует?
— Стабильно, — отвечает одна из них, рыжая и веснушчатая. — Он очень напуган.
Ларедо не отводит взгляда от мужчины на носилках. Тот тоже его заметил через прозрачную стенку. Они недолго, но пристально изучают друг друга. У Ларедо возникает желание продать ему автомобиль. Продать автомобили Гарригесу и всем, кто здесь есть. Но жизнь привела его сюда, в эту точку, и теперь он стоит перед этим человеком.
— Попросите вашу команду выйти, — говорит Ларедо. — Я войду.
Душевая затуманена паром, жарой и запахом человеческих тел. Сейчас струи бьют в двух кабинках. Огромный и голый Лопе держит в одной руке полотенце, в другой мобильник, он с кем-то яростно пререкается. Де Сото знает, что Лопе говорит со своей бывшей — итальянкой, которую он ненавидит, — по поводу двух своих детей.
— Джио, дуреха, я тебе говорю: увози их!.. Хотя бы даже в дом к моей матери! Нет, Джио, я приехать не могу!.. — Мощный рев удаляется в направлении раздевалок. Лягушатник Оливер продолжает расхаживать по душевой, потягивая холодный «Спрайт». Мавр снова подставляет жилистое тело под душ.
«Теперь пора», — принимает решение Де Сото и делает знак Оливеру; тот кивает в ответ.
Мокрые голые мужчины с двух сторон подходят к кабинке, в которой плещется Бюст. Де Сото рывком распахивает дверцу. Девушка стоит под струей с открытым ртом, мускулистая рука упирается в стенку, кожа блестит. На теле у нее — только латунная бляха. Ее фигура — живое подвижное пособие, подтверждающее, что развитая мускулатура не помеха стройности форм.
— Подруга, надо поговорить. — Де Сото пялится на нее с задорным вожделением. Бюст плюется в мужчин струей воды. — Смотри куда метишься, ты, шалава…
— Как плохо она обращается с теми, кто предлагает ей дружбу, — замечает Оливер, прислонившись к двери и комкая в руках пластиковую бутылку.
— Что надо? — Бюст поворачивается к охальникам спиной и ерошит короткие черные волосы. С этого ракурса ее можно принять за юного культуриста. На лопатке у нее татуировка: лучистое солнце. Но спереди ее никто не примет за парня — по причине и милости самых округлых и красивых сисек, какие Де Сото когда-нибудь видел у своих коллег.
— Купить тебя, — отвечает Де Сото.
— Купить меня. — Бюст смотрит на них через плечо. Оливер посмеивается. — Мудилы.
— Ну что за грубиянка. — Оливер тянет руку, как будто хочет ущипнуть ее за задок, но даже не прикасается к телу. Он не настолько пьян, чтобы лапать эту женщину.
— И как плохо о нас думает, видал? — добавляет Де Сото. — Мы желаем поговорить с тобой о деле.
Из дверей раздевалки доносится рык Лопе: «Нет, совсем не поэтому! Конечно, они мне дороги! Они ведь и мои дети! Вытащи их из города!» Де Сото бросает взгляд на закрытую кабинку Мавра: душ все еще работает.