— Идти больше некуда. Раздевайся.

Слезы мешают Кармеле говорить, как будто ее рот — это ее глаза.

— Но мы должны найти еще… для нас… Серхи и Фатима умерли.

— Умерли?

— Да, они оба приняли…

Борха смеется без веселья и переводит взгляд на нож. Подносит оружие к ее лицу. Лезвие отражает его тощую искореженную версию.

— Так, значит… ты думаешь, это я их убил…

— Нет-нет, я этого не говорила!..

— Снимай этот долбаный свитер! — рявкает Борха. — И не смейся надо мной! Над чем ты ржешь, мать твою?

— Я не смеюсь!..

Кармела не смеется — она плачет. Отступая, она упирается в край стола. Дальше отступать некуда. Она через голову стаскивает тонкий свитер и бросает на пол.

— Лифчик и трусы, — требует Борха.

Девушка не повинуется. Оставшаяся на ней одежда почему-то кажется ей последней защитой. Кармела простирает руки к Борхе:

— Дорогой… пожалуйста!.. Борха, нам нужно отсюда выйти!.. Кислота защищает!..

Ее слова рождают слабый отклик в его мутной голове. Парень в задумчивости останавливается.

— Я… — Борха бьет себя по голой худой груди. — Я… уже защищен. Я выпил несколько рюмок. У меня есть защита. Я не превращусь в… этих.

Тяжело сопя, Борха подбегает к стене, на которой висит халат Серхи, и резко дергает. Ноздри Кармелы наполняются трупным зловонием, в окне появляются сплющенные головы. В сером мерцании видны разверстые рты, неровные ряды зубов, пустые глазницы, щеки, похожие на мятые вафли. Кармела кричит и отводит глаза, а вот Борха наслаждается открывшимся зрелищем, точно парадом уродов на ярмарке.

— Ты это видела? Смотри сюда! Смотри на них! Они смеются! Они мне кричат! Они вас еще отымеют!.. Всех вас! А я — защищен! Я… защищен! — Борха тычет ножом в сторону мерзких рож, угрожает, но не прикасается.

Голос Кармелы звучит неожиданно спокойно и ясно, он заглушает вопли Борхи:

— Ты отравился… тебе нужна помощь…