Книги

Критический эксперимент

22
18
20
22
24
26
28
30

— И вы их знаете?

— Не стоит много болтать. Могу лишь сказать, что мы можем их достаточно точно подсчитать.

— А если я захочу сюда вновь?

— Заключить договор о практике можно будет в любой момент, если сами пожелаете. Зайти в эту комнату можно будет, лишь если кто-то здесь уже сделал выбор, и Вы хотите вновь пережить это как зритель. Но Ваш выбор уже сделан. Критический эксперимент в каждой жизни бывает лишь один.

Я отхлебнул коньяку. На удивление, он оказался очень хорошим. Мы разговорились, как на самом деле всё происходит при переходе и возвращении. Об очень многом рассказывать непосвящённым нельзя, а вот кое-что из того, что можно. "Закон горы Махамеру" (ГОД РАВЕН ДНЮ) выполнен лишь для отправки в абсолютное прошлое, когда ни один из тех, с кем в принципе можно встретиться, сейчас не живёт. Забрать с собой по своей воле ничего нельзя, и хуже всего передаются вещи, несущие индивидуальную информацию (например, записи). А труднее всего во всех отношениях приходится тем, кто отправляется в будущее (но это происходит редко). И вернуться оттуда непросто, и своё тело постареет, и рассказывать о том, что ты там видел и что там было, нельзя: карается мгновенным тяжелейшим неизлечимым безумием. А иногда очень хочется что-нибудь передать, вот и говорят эти люди тёмными намёками, как и провидцы, чтобы пройти по краю безумия и тем не менее надеяться, что имеющий уши да услышит. Я вспомнил Владимира Шалаева, понял, где он был, что там ему пришлось несладко, и что с задачей он не справился. И действительно, через месяц он умер от рака.

Есть наш, "исправителей", сайт critical_experiment.gov. Большинство информации там зашифровано, не столько от хакеров, сколько ради них: если кто-то непосвящённый её прочтёт, он сойдёт с ума (не обязательно необратимо, но достаточно тяжело). Вы можете на него зайти, на основной странице там почти ничего интересного нет (кое-какие намёки Вы сможете понять, исходя из рассказанного мною), а дальше Вас попросят зарегистрироваться, и Вас проверят исправители. Не бойтесь, если Вы не проходили критический эксперимент, Ваша регистрация не пройдет.

Точно так же, если Вы духовно не готовы к тому, чтобы Вас протестировать на пригодность к исправителям, не надейтесь, что Вам удастся поглазеть хотя бы на входную дверь. Мы с Олегом Программенко в сильном подпитии (праздновали удачное возвращение) пытались туда спуститься, и увидели лишь заваленный бетоном дверной проём.

Я удивился, что сайт в сети американского правительства, и мне рассказали любопытную вещь. Когда появилась возможность направлять экспертов для критических экспериментов, первыми это смогли сделать немцы во времена Гитлера, а их специалистов захватили американцы. Спустя каких-то тридцать лет США смогли на основе научного рационализма воспроизвести сделанное немцами на базе интуитивизма и потаённого опыта, сохранившегося в Тибете. Правда, американцы на это затратили колоссальную энергию и средства, но получилось у них гораздо более безопасно и надёжно. А затем было доказано, что в данном случае альтруизм безусловно наивыгоднейшая стратегия, и во время перестройки был на американские деньги американскими специалистами создан московский центр. Любопытное обоснование этого было в секретном докладе: поскольку будущее всё равно Pax Americana, то нужно привлекать к его улучшению всех (сами понимаете, исходя из того, что сообщают исправители будущего, никаких точных выводов сделать нельзя, но они перетолковали в данном смысле). Есть всего две нации, представителей которых категорически не допускают к критическим экспериментам: китайцы и англичане. Почему — можете вычислить сами.

Ну что же, критическая полоса кончилась, надо возвращаться к обычной жизни.

Этой ночью я увидел несколько снов. Растерянный асессор Антон Поливода, стоящий где-то в чаще леса совершенно голый на куче чьей-то роскошной одежды и такой россыпи золотых монет, вывалившихся из порванного кошеля, какой он за всю жизнь не видел. Я искренне жалел его и понимал, что для него теперь хороших решений просто не было: найди он дорогу в Кёнигсберг, все бы отнеслись к нему как к неожиданно сошедшему с ума, а в другом месте ему придётся не лучше. Это было напоминание мне, что за всё платить надо, "подвиг" всегда причиняет тяжкий ущерб кому-то невинному.

Проснувшись от кошмара, я вновь заснул и увидел барона Яковлева, настойчиво спрашивавшего меня: "Ну как там у нас? Что изменилось?"

Я ответил ему: "Ничего. Мы меняли другой мир".

Яковлев сказал почти то же, что и я: "Так зачем же пупок надрывали?"

Я вздохнул: "Долг платежом красен; и для дающего, и для берущего".

Связь прервалась, и я понял, что, даже если это был не совсем сон, то навсегда.

Третий мой сон был про почтенного профессора Канта, написавшего формулировку категорического императива и рассуждавшего сам с собой, а как её поправить, чтобы исключить возможность лжи правдой?

А четвёртый мой сон был самым реалистичным. Я вновь стою в лесу, раскинув руки, и вдруг оказываюсь во тьме, где чуть-чуть пахнет чем-то сладковатым. Слышу звон золота рядом со мной. Вдруг мелькает аварийное освещение, которое в одном из углов временами то появлялось, то пропадало. И я вижу вдребезги разбитый экран и электронику от него, кучу осколков стекла и чего-то ещё на полу. Я обуваю левую ногу, поднимаю тряпку рядом с собой, завёртываю в неё другую ногу и золото, и осторожно пробираюсь к открытым шкафчикам. Одежда и вещи из них выброшены, мне как-то почти сразу удаётся найти своё. Деньги и документы исчезли, мобильник не работает, видно, что по одежде кто-то прошёлся. Одеваюсь, роюсь в кучах других вещей, набираю немножко денег и пробираюсь к двери. Картина скорее не разгрома, а паники. Дверь изнутри бронированная и герметичная. Замок такой, что открыть его безнадёжно. Но есть красная ручка, опечатанная и явно аварийного вида. Я берусь за эту ручку, молюсь, чтобы это оказалось аварийное открывание двери, и тут просыпаюсь. А ощущение такое, как будто, наоборот, я из реальности свалился в добренький сон.

Когда я вернулся домой и рассказал всё моей семье, меня поразил один комментарий. "А, может быть, и задачи-то никакой не было? Это был просто эксперимент на выживание!" Потом я узнал на собственной шкуре, что немцы и японцы стремятся изо всех сил завлечь тех, кто успешно прошёл критический эксперимент. А вот американцы отстали от меня, проинтервьюировав по телефону и выяснив, что я крайне критически отношусь к "универсальным ценностям западной демократии" и к методам, которыми их насаждают США, в частности. Наше правительство ограничилось тем, что прислало мне анкету эксперта (которую я просмотрел и из-за её полного идиотизма не стал на неё отвечать) и больше никаких действий не предпринимало, даже не поинтересовались, почему я не отреагировал на анкету.

Эпилог (2015 год)

Порвать и выбросить в урну идиотскую бумажку с анкетой эксперта оказалось недостаточно. Несколько лет я пытался забыть, что со мной произошло, и под конец самому всё стало казаться сказкой. Но через три года я поссорился со своим ректором, и в тот же день, как слух об этом распространился, получил приглашение от знакомого академика в старинный маленький русский город, в академический институт. Выяснилось, что "завиральные теоретические" идеи, возникавшие у меня, на самом деле могут стать основой нового проекта. Что-то ехидно на меня смотрел "царь-батюшка" института. Я нашёл свой пароль на сайте исправителей, куда не ходил больше двух лет (в частности, из-за параноидальной системы проверки безопасности; за два года она стала ещё более неудобной и многоступенчатой; сейчас я понимаю, почему), и вычислил его под одним из псевдонимов. После этого я стал более серьёзно относиться к происшедшему, и пересмотрел некоторые из действий Олега Программенко. Теперь об этом можно рассказать: как вы, наверно, догадались, он "внештатный" сотрудник Критического центра, подрабатывает на поставке рекрутов. Его связи среди неординарных личностей: всемирные олимпиады программистов, "что-где-когда", чемпионаты по бриджу и другое — как раз оказались к месту. И его завлаб Андрей Денисович, видимо, занимал там ещё более важную позицию. Из разговоров с ними я понял, что формальный шеф центра является лишь куратором и зицпредседателем. Бывшие исправители в центре не могут работать. Почему — я так и не понял.