Комитетчик Майоров настаивал на другом варианте. Проследить и взять на месте захоронки.
— А если он в разных местах закопал, — спорил я. — А если он не любит хранить яйца в одной корзине. — И даже добавил для убедительности: — Don"t put all your eggs in one basket. — Но понял меня, вроде, только комитетчик.
— Мы не можем рисковать! — твердил подполковник Замятин. — Там ценностей на несколько миллионов, сам Никита Сергеевич под контролем держит операцию.
Но тем временем вечер плавно перетек в ночь, гости раззевались и я выпроводил гостей.
— Ну что, Георгий, — сказал, — подождем часик, да и на охоту.
— Ага, — сказал он вяло. — Пойдем на кладбище.
— Почему на кладбище? — удивился я.
— Так я там брюлики затырил, на бабаниной могилке.
Хорошо весенней ночью на сельском кладбище. Главное, все спокойно и пахнет приятно — свежестью.
Только Бармалей, припавший на миг к неогороженной могиле с простым и темным от старости крестом, вдруг взвыл раненным вепрем — утробно и глухо. Начал рыть, сминая просевший холмик, вырвал крест и сел на слежавшуюся землю.
— Все, нету-ти. Кто-то скрысячил!
Я знал, кто скрысил, но промолчал. Эта майорская крыска гебешную подслушку где-то заныкала в избе. Скорей всего еще до нашего заселения. Впрочем, что зря пену пускать — задание выполнено. Можно возвращаться на работу, получить зарплату за несколько месяцев, премиальные. И наконец определиться — чем я должен заниматься в МУРе. Если так и будут совать подставным, то я лучше рапорт подам и построю свою новую жизнь более самостоятельно.
И тут на меня бросился Бармалеенко, размахивая обломком креста. В полной луне его фигура выглядела апокалиптически.
Глава 8
Как бы там не было, но я готов подать рапорт на увольнение. И даже не из-за неприятного осадка после выполнения задания, а по сути возможного будущего. Не мое все это! И карьерный рост мне не нужен, да и с преступностью бороться не хочу. А кинологию у меня нагло отобрали, какие-то генералы или полковники делят там крупные суммы, выделенные азартным Хрущем на это, а я пролетел, как фанера над Парижем. Ну и ху сим!
Даже получка за два с лишним месяца и премия в размере оклада немного порадовали, 447 рублей получилось после вычета налоги на бездетность. Хорошие деньги в 1961 году!
А оба молодца, не одинаковых с лица, которые бросили меня наедине с взбешенным Бармалеем, встретили в МУРе как ни в чем не бывало.
— Мы, — говорят, — не сомневались, что ты справишься, а сами поспешили сдать ценности в Гохран да и доложить Хрущеву о выполнении задания. Тебя не забыли, награда последует.
А я едва убежал от этого ненормального. И в избу он уже более спокойным заявился. То, что я мог уехать, но не уехал, почти убедило Гошу в моей невиновности. А то, что я почти все деньги присланные на оперативные нужды, ему отдал, себе оставил только на автобус до Москвы, окончательно успокоило.
— Как пришло на халяву, так и ушло, — сказал он равнодушно. Ничего, к корешам поеду в Одессу, как раз денег на билет хватит и покушать. Спасибо тебе, Профессор!