Глава 3

Двое суток, проведенных в деревне, не прошли даром. Никита Лукич пообвыкся, стал понимать значение многих слов. Российские старообрядцы сильно отличались говором и послаблениями. В Америке, находясь в стороне от развития России, старообрядцы сумели сохранить свою самобытность. Здесь же и говор совсем другой. Никита был поражен наличием в деревне старообрядческого радио. Но еще больше его удивил старенький компьютер, который стоял в одной из комнат дома Панкрата Миленовича. Накрытый сверху тряпкой, он включался строго в определенное время – вечером, перед ужином и до молитвы. Нельзя сказать, что Никита Лукич не знал и никогда не видел этого устройства. Однако чтобы он был в доме старообрядцев, и в мыслях допустить не мог.

– Ты не пугайся так, – успокаивал его Панкрат, пока старший сын включал дьявольскую игрушку. – Мы на мирские сайты не заходим. У нас свой есть. Там рассказывают о последних наших новостях, молитвы печатают… Много чего. – Он махнул рукой. – Вот смотри. – Панкрат ткнул в светившийся экран пальцем. – Это температура воздуха на сегодня, а это на завтра. Видишь, солнышко? Ясно будет. Удобна вещь.

– Хорошо, вижу, – кивал Никита Лукич, отводя взгляд в сторону.

– Ладно, пойдем, – заметив, что не по себе гостю, подтолкнул к выходу Панкрат.

Они вышли во двор, уселись на скамейку.

– Красиво, – глядя на закат, вздохнул Никита Лукич. – Странное дело, вот не был здесь никогда, да и до тех мест, где корни наши, еще несколько днев ехать надо, а мило все здесь душе… Запах родной, воздух особливый.

До обеда сходили в церковь, объехали поля. Панкрат показал хозяйство. В своих рассказах о планах он то и дело возвращался к проблемам, которые повсюду преследуют здесь людей, решивших заниматься натуральным хозяйством. Все они в основном упирались в неповоротливость и жадность чиновничьего аппарата. Постепенно старообрядцы привыкли к перипетиям. Здесь их было много, держались друг друга, помогали.

– Тебя послушаешь, так кажется, что чиновники эти не люди вовсе, а бестии хвостатые, – качал головой Никита.

– Хуже! – махнул рукой Панкрат. – Те хоть молитвы боятся, а этих ничто не страшит. Вот, например, мы мед, картошку и другие овощи попытались в городе продавать. Сунулись на один рынок, нам от ворот поворот, на другой – то же самое. Собрались, порешили, что свой магазин открывать будем. И что ты думаешь? – Он упер руки в колени и, склонив голову набок, уставился в ожидании ответа на Никиту.

– А что я думаю? – растерялся тот.

– Не дали. Столько бумаг собрали почем зря. И место присмотрели, и дом, будь здоров. Ан нет, и все. Два месяца Прокл Кузьмич по кабинетам таскался.

– Кто таков? – не понял Никита.

– Да свояк мой. – Панкрат показал взглядом куда-то на забор. – Грамотный. Тут к нам перекупщики зачастили. У кого дети малые, сам понимаешь, деньги нужны. В школу, опять же, надо наряжать. Стали люди потихоньку им продавать, кто картошку, кто луку… Ну а Прокл в Москву поехал. Нашел там людей толковых, опять же из наших… Теперича туда все отправляем. И платят справно. Так теперь здесь беда. Заклевали. То подворье проверяют, то птиц бить приходят, вроде как грипп птичий. Такие, брат, дела, – подвел он итог сказанному.

– Не сладко вам, – расстроился Никита.

– А может, ты здесь останешься? – неожиданно предложил Панкрат.

– Нет, – замотал головой Никита. – Не могу я, когда людей много. Даже своих. Ты посмотри, мои дети даже не понимали сначала, что твои говорят. А баба? – Он махнул рукой. – Мы не так воспитаны. Я вот после школы своих ставил поклоны отбивать. Грешили – будьте добры у Бога прощенье с усердием просить. А у тебя компьютер и радио. – Он сокрушенно вздохнул. – Ты давеча Фрола подначивал, что он, мол, почти мирской. А сам почище его будешь…

– Ты, я вижу, осерчал на меня? – расстроился Панкрат. – Не обижайся. Не можем мы сейчас уже по-другому.