Всех холопов согнали в барак – как оказалось, сегодня по телевизору показывали очередную серию мыльной оперы с красноречивым названием «Слуга покорный». Это была единственная телепередача, которую позволялось смотреть холопам, не считая утреннего информационного шоу с сексапильной Парашей.
То ли из-за недавнего визита на холопомогильник, то ли из-за хронической усталости, недоедания и отбитого хозяйства, но фильм Грише не понравился. Шла уже восемьсот пятьдесят третья серия эпопеи, рассказывающей о жизни и судьбе крепостного Кондрата. Жизнь у Кондрата была дерьмовая, а судьба и того хуже. За неполных двадцать три года жизни Кондрат успел испытать на своей холопской шкуре все, что можно и нельзя, и всякий раз злоключения, происходившие с ним, случались не по его вине, а чисто по ошибке. Кондрат, без вины виноватый, дважды побывал в исправительном центре для непокорных холопов, был дважды кастрирован, один раз частично, второй раз начисто, каждый день подвергался издевательствам и сносил зверские побои. Выглядел Кондрат так, как живые обычно не выглядят. Во рту у него давно уже не осталось ни одного зуба, руки и ноги были многократно переломаны, и кости срослись как попало. Кондрату через день помещали в зад раскаленную кочергу, морили голодом, один раз облили спину керосином и подожгли. И при всем при этом Кондрат оставался глубоко верующим человеком, свято убежденным, что всякая власть от бога, а барина он любил больше, чем турнепс, который попробовал лишь однажды в жизни.
Сюжет сериала заключался в том, что Кондрата постоянно наказывали ни за что, а он, продолжая любить барина, верой и правдой служил ему, всякий раз демонстрируя готовность пожертвовать собой ради спокойствия и благополучия хозяина. В просмотренной Гришей серии Кондрат самоотверженно спас носки барина, случайно выпавшие во дворе из тазика прачки. Эти носки попытался умыкнуть смутьян Прокофий (тот исполнял роль отрицательного героя, постоянно подставлял Кондрата и делал барину разные пакости), но Кондрат не позволил мерзавцу похитить носки благодетеля. Он первым подбежал к ним, и, дабы более крепкий Прокофий не отнял их, проглотил сокровище, не жуя. Холопы, застывшие перед телевизором, одобрительно загудели, каждый стал высказываться в том духе, что ради спасения носков любимого барина еще бы и не то сделал. Гриша, глядя на них, вдруг испытал жгучее чувство стыда за то, что он тоже человек. Прежде ему казалось, что существует какая-то грань, ниже которой никто не способен упасть, этакое дно, в которое неизбежно упрешься, откуда ни рухни. Но теперь, глядя на окружающих его холопов, Гриша понял – пропасть бездонна, и падать в нее можно бесконечно долго. Всю жизнь. Пока не разобьют голову дубиной, и не отправят на заслуженный отдых.
После киносеанса все вернулись к работе. В паре с Гришей поставили Тита. Тот, как и покойный Спиридон, хватал самые здоровые камни, и, пачкая штаны, пер их к дороге. Гриша тоже не ленился, хотя и не надрывал себе пуп, как зловонный работяга. При Тите Гриша бездельничать побаивался – тот мог нажаловаться, и тогда вновь придется идти в воспитательный сарай, получать заслуженную награду. Вместо политики агрессии, Гриша избрал иную стратегию – стал беседовать с Титом так, будто планировал вскоре стать его лучшим другом. Но разговор не клеился. Точнее, в голове у Тита перегорели последние три синапса, и он окончательно утратил связь с внешним миром.
– Тит, кочергой по жопе бит, ты своих родителей знал? – спросил Гриша. – Тит, тормоз лютый, ты маму и папу знаешь?
Вместо ответа Тит распевно протянул:
– Пуще отца с матерью надлежит любить господина своего. Так святой старец Маврикий поучал.
– Тит, а лет тебе сколько?
– Не знамо.
– У тебя секс был?
– Ась?
– Секс, говорю, был? Задул какой-нибудь Матрене, а?
– Куды задул? Кто?
– Ты, тупость ходячая! Я спрашиваю, было у тебя с бабами что-нибудь, или нет.
– Что было?
– Вот же связался с идиотом… Ну что у мужика с бабой бывает?
– Что?
– Ты не в курсе? Ну а какие-нибудь варианты есть?
– Кто?
– Тит в пальто. Остолоп хренов, я тебя спрашиваю, ты с бабой когда-нибудь сношался, или нет?