Но я не погиб. Воспользовавшись тем, что после прихода по голове, я немного пребывал в коматозе, на меня навалились все разом и скрутили. Связали за спиной руки моим же брючным ремнем. Умело так стянули, хрен высвободишься.
— Зря вы, мужики, — проговорил я.
— Заткни хайло, падла! — прошипел коренастый.
Он повернулся к комсоргу:
— Филат! На хрена он нам сдался! Камушком по темечку и прикопаем. А?
— Допросить его надо сначала обстоятельно, — хмурился лидер. — Явно давно на немцев работает. Не вчера переметнулся. Кое-что знает. А потом уже прикопаем. Вставай! Ну… П-шел!
Меня куда-то грубо потолкали, завязав глаза. Несколько раз наткнулся на что-то твердое. Бетонная крошка больше не хрустела под ногами, в лицо дыхнуло подвальной сыростью и могильным холодком. Ага… В убежище свое меня потащили. Теперь надо думать, как переговоры грамотно вести. Слава богу, тяму у них не хватило досконально меня обыскать. Заточка еще при мне, грела душу. Надо было сразу ей воспользоваться. Хотел, как лучше, а получилось по башке.
Повязку с моих глаз стянули. Керосинка на перевернутом ящике отбрасывала робкие отблески на бетонные стены, чуть прижав полумрак по углам подвала с низким потолком. Вверху трубы, под ногами земля. Мы, очевидно, под развалинами какого-нибудь жилого дома. Убежище подпольщиков и кто они там, хрен разберешь. После того, как коренастый предложил меня прикопать, я уже сомневался в их «партийном происхождении».
— Ну что, гнида, — комсорг ткнул меня кулаком в живот. — Рассказывай, кто ты и откуда.
Я закряхтел. Удар чувствительный, но не смертельный. Чтобы я сейчас ни сказал, все равно не поверят. Значит, надо предложить им сделку. Обменять мою жизнь, например, на…
На что обменять, придумать я не успел. В комнатку вошел батюшка. Самый настоящий. Ряса до пола, крест на груди. Густая, тронутая сединой борода аккуратно расчёсана.
— Кого это вы притащили? — он подошел поближе, а голос мне его показался до боли знакомым.
Я впился в него глазами. Отблеск керосинки осветил его лицо. Мать честная, да это же…
Глава 8
Вот так встреча! Передо мной стоял балалаечник Степан. Я аж глаза протер. Ну, точно он. Тот же прищур, борода, только ухоженная и чистая. Но он теперь не сутулится, языком не шамкает, да и зубы на месте. Что за наваждение?
— А, старый знакомый? — улыбнулся батюшка, распознав во мне связного от Доминики. — Какими судьбами?
— Да, так… Гулял, понимаешь, воздухом дышал, а тут эти, — я кивнул на комсорга с подручными.
— Ты его знаешь, Степан? — вмешался комсорг.
— Не троньте его. Свой он…
— Да какой он, к черту, свой? Ты посмотри! Форма потаскана, сапоги немецкие стерты. Сразу видно, что с начала войны фрицам прислуживает. Щас я из него выбью правду! — парень скинул кожанку и засучил рукава.