Кубинцы и в моем мире жару давали, настегав по щщам американцам и воюя в той же Анголе вместе с советскими военными советниками; Ангола, кстати, на политической карте влияния здесь тоже в красный цвет окрашена, являясь частью Советского Союза. Куба же, не задавленная санкциями огромного соседа, стала жандармом в регионе и вообще вошла в состав Российской Федерации на правах широкой автономии. Не как Флорида и Аляска — которые в этом мире стали новыми русскими территориями безоговорочно.

Глядя на границы нового мира, я вдруг заинтересовался, как нас здесь в быту называют оппоненты. Будет весьма забавно, если что-нибудь про красное. Красная угроза, например. Стоило об этом подумать, как в голове сразу же зазвучал слова песни про советского медведя под аккомпанемент марша из игры «Red Alert».

В этом мире медведь все же вышел на охоту. Правда, как обычно после того как выбора не оставалось. Причем в этот раз ему в берлогу не просто копьем ткнули или выстрелили, а бросили гранату — самую мощную в истории. И ответ оказался соразмерный.

Сейчас, глядя на карту, я думал о том, что фраза в аннотации книги: «географические карты всегда расскажут о будущих войнах», вполне соответствует действительности. Глядя на точки соприкосновения трех военно-политических блоков, я понимал, что ключевых места противостояния сейчас — Африка и Северная Америка.

Северная Америка, разделенная на протектораты, международные территории и несколько государств, место относительно спокойное. Нефть здесь чистая и легкая, сланцевую добычу уже освоили. Газа огромное количество — даже в моем мире США газа добывали больше, чем в России, ну а здесь сама ситуация велела. Большинство газовых месторождений контролировали или британцы, или немцы, которые хорошо поучаствовали в разделе материка.

Как в моем мире сбор трофеев сначала после падения Российской Империи, а потом Советского Союза обеспечил Европе много лет благоденствия, так произошло и здесь — только делили здесь трофеи после раздела США.

Судя по отзвуку новостей, в европейских протекторатах трофеи после краха США делились относительно спокойно, по цивилизованному. Чтобы как понимаю интересы уважаемых людей не беспокоить. За исключением нескольких отдельных территорий, находящихся вне юрисдикции ООН, живут на материке вполне достойно. Штаб-квартира ООН, кстати — тоже ирония, в этом мире находится также в Нью-Йорке, который в этом мире официально называется «Зона Нью-Йорк» и является международной зоной контроля.

В отличие от условно спокойной Северной Америки, в Африке гораздо горячее. На черном континенте сходятся точки фокуса интереса и Британии, и Франции, и России, и там сейчас идет целый ряд тлеющих локальных конфликтов. Которые вполне могут вылиться во что-то большее. Или не смогут: из-за моего прибытия в этот мир, на фоне грядущих проблем, гибридные войны в Африке могут отойти даже не на второй план. Я ведь не просто так сюда пришел, за мной следом придут…

Мысль оборвалась на середине — периодически поднимая взгляд от карты я заметил, что на ленте наконец-то поехал багаж рейса из Петрограда и захлопнул книгу. Студентов из компании мажора видно не было, так что закинул книгу в рюкзак и двинулся к выдаче. Подхватив с ленты свой чемодан — сдавал одним из последних, получаю первым, направился к выходу из аэропорта.

— Зина! Зинаида, ты просто не представляешь, чему я только что стал свидетелем! — на ходу услышал совсем неподалеку знакомый голос.

Замедлив шаг, словно невзначай обернулся, делая вид что ручку чемодана поправляю. Ну да, знакомый благообразный профессор, быстрым шагом идет навстречу аккуратной пожилой женщине.

— Зинаида, милочка, это не потерянное поколение! Не потерянное! Я только что встретил юношу, который купил мою книгу просто потому, что она ему интересна! Интересна, Зинаида, ты представляешь!

Надо же, автора встретил. Я.Г. Горбачев, вспомнил я мельком увиденную фамилию с инициалами на корешке обложки. Седовласый Я.Г. Горбачев уже подхватил у супруги сумку и забрав чемодан, двинулся вместе с ней к выходу из аэропорта, в одну со мной сторону.

Я шел неподалеку и улыбался, слушая экспрессивную реакцию автора-профессора. Имя у его супруги еще такое непривычное — Зинаида, Зина, в моем мире редкое. В голове сразу же зазвучали строки похабной песни Сергея Шнурова «Зина» — никак не могу удержаться, почти каждую местную вещь соотношу с прошлой жизнью, за которую цепляюсь якорем привычных воспоминаний.

И под мысленный речитатив «дымит резина, кончает Зина» мне вдруг стало неприятно и за себя, и за свой мир. Ощущение, как будто завалился на чинный семейный праздник похмельный и помятый — несмотря на пекло войны, и пусть не до конца, но состоявшийся здесь развал Союза, люди тут сумели сохранить себя в приличном состоянии. И юмор, например, здесь заключается в умении шутить, а не в умении разбавить монолог неожиданным грязным ругательством или сортирным юмором.

Когда меня здесь будут спрашивать о моем старом мире, я, наверное, на большинство вопросов буду отмалчиваться с загадочной, как у Алисы Селезневой, улыбкой. Она ведь прибыла к советским школьникам из будущего со знанием о страшных событиях, и явно видела некоторое дерьмо, по результатам которых двадцатый век был назван «тихим и спокойным».

Вот и я тоже, наверное, не найду в себе сил рассказать о многих вещах, до которых мы докатились там, у себя. А вот об остальном, как и об обстоятельствах моего сюда прибытия, мне рассказывать будет нужно, причем без вариантов — с такими мыслями я и сел в подъехавшее в порядке очереди к выходу такси.

— Добрый день, куда едем? — на русском, но с заметным акцентом, поприветствовал меня таксист-латиноамериканец.

— В гостиницу, желательно не очень дорогую, но более-менее приличную.

— Как скажете, — кивнул таксист, выруливая со стоянки аэропорта. — Из Петрограда, утренний рейс? Отдыхать к нам? В Петрограде сейчас холодно, у-у-у, — таксист картинно поежился. — Я был в Петрограде, по профсоюзной путевке, в санатории в Сестрорецке, в августе. Мы ездили на экскурсию к шалашу Ленина, а на улице шел дождь и было плюс восемь градусов, плюс восемь, Дева Мария! Август месяц…