Я сидела за столом в президиуме (сбоку от сцены-подиума, чтобы зрителям не мешать) и смотрела на наших девушек, демонстрирующих наряды. За окном было мартовское серое небо, с тротуаров еще не сошел снег – а здесь господствовали яркие весенние цвета. Платья нашего «фирменного» фасона – тонкая талия, пышная юбка – в иную историю вошло как «стиль пятидесятых». А ведь даже по фильмам из будущего, какие я смотрела, там одевались так далеко не все, было много и других фасонов, но отчего маркой эпохи в моде стало именно это? Оттого, что наша память так устроена, что сохраняет лучшее, а неприметная серость уносится в забвение – как замечено у Ефремова в «Лезвии бритвы» (за точность цитаты не ручаюсь, но суть передаю верно). И даже больше – часть нарядов представляемой сегодня коллекции имели сходство с теми, что носили когда-то наши прапрабабушки, на старинных портретах.

Летом прошлого года я снималась в кино. Фильм про «перестройку» на основе русской классики – по роману Тургенева «Накануне». Я смотрела обе экранизации иной истории, 1959 и 1985 года. Первая мне понравилась больше – лиричностью, музыкой, да и актриса на мой взгляд, больше в образ попала. То, что делаем мы здесь – не будет похоже ни на один из них, хотя возьмет их лучшие черты. Как это нам удалось – судить зрителю.

По словам товарищей с «Воронежа» вполне можно было перенести действие в год 1980й. Стахов, отец Елены – номенклатура среднего звена. Шубин и Берсенев – интеллегенты, ищущие ответы на вечные российские вопросы «что делать» и «кто виноват». Курнатовский – пробивной и перспективный второй секретарь, скоро станет первым. Зоя, обычная советская студентка, «замуж хочу, чтоб семья, дети и дом полная чаша». Инсаров, это революционер-барбудос из какой-нибудь борящейся за свободу страны, приехал в СССР учиться. Ну а Елена, это дочка высокопоставленного товарища, кто не омещанилась, а искренне тяготится скукой застоя и ищет высшую цель жизни. Возможно, фильм бы получился – но, как заметил Пономаренко, у нас пока не застой, и дай бог чтоб его не было.

Так что у нас время действия, в соответствии с автором, 1853 год. Последнее мирное лето – Россия еще овеяна тенью победы над Наполеоном, почивая на лаврах иного застоя (и ведь интервал такой же, чуть меньше сорока лет). Вот-вот начнется гроза – в итоге, проигранная война, и перемены в обществе, свобода капитализма вместо «командно-административной системы» Николая Первого – а пока, люди рассуждают о смысле бытия, никуда не спеша, им кажется, что все будет длиться вечно. Дворянские гнезда, вишневые сады – последние годы мирного застоя, «засыпает синий Зурбаган, а за горизонтом ураган» (образ восьмидесятых из того СССР).

Отец Елены, бывший боевой офицер, герой войны 1812 года, в молодости – как поручик Ржевский из «Гусарской баллады» (здесь еще не снят, но собираются). Выйдя в отставку, в душе остается тем же рубакой-гусаром, «там было настоящее, а тут, просто существование». Потому пьянки, карты, любовница-немка – к чему стремиться и о чем жалеть? Но именно послушав то, что осталось в его мечтах, он в конце отпускает дочь с Инсаровым – не свою слабость показав, а увидев, что она нашла в жизни настоящее, чего сам он уже не увидит никогда.

Шубин, Берсенев – прожигатели жизни? Но зачем тогда первому наука, а второму, ваяние? Они тоже ищут (может, и не осознавая), как сделать то, что оценю не один я, за что меня будут любить. Путь хорош – но требует воли, самоотречения (чего например, у Шубина нет – раз он образование бросил). И лично творцу подходит – а той, кто стала бы ему не просто женой, а близкой по духу, по цели?

Курнатовский – изображен типичным американцем, «нравственно то, что успешно» и успех это и есть высшая Цель, к которому можно и должно идти по трупам, по головам. Мне показалось, что у Тургенева он скорее «немцем» показан, для которого орднунг это высшая добродетель, а «я следую порядку», это костыль во всех моральных обстоятельствах. Но утвердили так, на злобу дня.

Мать Елены – видит свою Цель в служении семье. Как сейчас офицерские жены, быть крепким тылом. Ради этого прощает мужу измены, и обеспечивает порядок в доме, не покладая рук. За собой следит, поскольку так принято, не может жена дворянина Стахова выглядеть замарашкой – но страсти к нарядам у нее нет.

Зоя – тип тот же. Но поскольку еще не замужем и молодая, весьма заботится о внешнем – платья, украшения. Искренне считает своей ближайшей целью – удачно выйти замуж, то есть за богатого, в чинах, а если при этом еще и не старик и не грубиян, то это предел желаний. Но даже в ней мелькает что-то, хотя бы в виде отрицания – «зачем задумываться, живем только один раз». То есть хотя бы понимает, что у кого-то высшая цель – есть?

Увар Иванович, дальний родственник героини – в романе показан совершенно второстепенным персонажем, у нас же он не выписал откуда-то, а пытается изобрести еще невиданный музыкальный инструмент «контрбомбардон», облагодетельствовать человечество. Это стало для него навязчивой идеей – из которой ничего не выходит, так как нет ни образования, ни опыта, ничего кроме желания. Но все же заслуживает уважения, раз человек старается, вместо того чтобы пребывать в лени.

Инсаров – как Че Гевара (знаю, кто это, читала) в декорациях девятнадцатого века. Человек, для которого нет никакой жизни, пока его родина страдает под чужеземной пятой. Образ вовсе не плакатный – вот я представила, в самом деле, как можно жить, строить свой дом, любить свою семью, когда по улице ходят чужие солдаты, которые могут убить тебя, твою жену, твоих детей, сжечь твой дом, уничтожить все, что тебе дорого? И в фильме мы добавили – когда Инсаров рассказывает Елене, то на экране горящая деревня, хохочущие башибузуки рубят женщин и детей, а толстый паша смотрит на это, изрекая «славянские рабы».

– Вы, русские, не понимаете своего счастья. Жить в сильной стране, где никакой иноземец не посмеет обращаться с вами неподобающе. Не как у нас – когда любой самый уважаемый болгарин, встретив турка, обязан кланяться ему в пояс – иначе будет тут же избит «за непочтение».

Ну а Елена – истинно «тургеневская барышня». Вот не пойму, отчего стало синонимом «кисейных»? Если у меня при прочтении возникает образ большевистских комиссарш, которым лишь родиться преждевременно не повезло. Марианна из «Нови» так и смотрится – в кожанке, красной косынке, с маузером на боку. Ну а мне интересен был процесс, как такими становились? И про любовь, конечно – которая, как в песне, «отважно сквозь бури с тобой пройдет». Вечная же тема – и никогда не исчезнет. Тем более (и этим роман Тургенева выгодно отличается) тут высокое чувство не возникает непонятно откуда, как во всяких там «дамских» романах, «она только увидела его, и у нее ноги подкосились, а сердце забилось в груди» – нет, здесь Елена сначала к Идее потянулась, которую Инсаров нес, «освободить свою Родину – эти слова даже выговорить страшно, как они велики», и лишь после поняла, что любит человека. Ну а дальше уже не остановить, ничто другое не имеет цены в сравнении с Целью ради которой следует жить.

– Так ты пойдешь за мной всюду?

– Всюду, хоть на край земли. Где ты будешь, там и я буду.

Интересно, а если бы Инсаров ради любви предал бы свою Идею? Решил, что хватит с него, осел бы в России, пошел бы служить или торговать, добился бы чина и достатка? Продолжила бы Елена так же его любить? Или потеряла бы к нему интерес – и что тогда, вернулась бы в отчий дом, сломалась, вышла за кого-то вроде Курнатовского? Или пошла бы во все тяжкие, стала бы революционеркой, ходила бы в народ, а затем бросала бомбы в царя? Не знаю.

Тут я подумала, какой счастье, что я родилась в подходящее время! И мне не надо выбирать между Идеей и семьей. У меня есть Цель – но также и любимый и любящий муж, дом, дети, красивые платья. Поскольку мы не гонимые подпольщики, а граждане великого и победного СССР. Где, я надеюсь, не будет ни застоя, ни перестройки.

А платья у наших героинь были великолепные. Похожие на «Унесенных ветром», тем более что эпоха (и моды) близки. И для каждого эпизода – свой наряд (заодно и реклама РИМу – «русско-итальянской моде»). По секрету скажу, что сходство с девятнадцатым веком было лишь внешнее – начиная с того, что ткань была самая легкая, чтобы нам такую тяжесть (почти два метра в диаметре по подолу) не таскать. И под платьями у нас было все современное – белье, что сто лет назад носили, это какой-то ужас, орудие пытки: корсеты, в которых было ни согнуться, ни вдохнуть, лишь в обморок падать, чулки, перетягивающие ногу как медицинским жгутом – не надо нам такой «достоверности»! Из той эпохи была лишь одна хлопковая юбка под платьем, к которой обручи пришиты (собственно кринолин) из очень тонкой проволоки – я могла в этом наряде даже бегать без стеснения, лишь у кустов надо следить, чтобы не цеплялся подол. Вряд ли в реальной жизни у небогатой московской дворянки (а тем более, у ее компаньонки) могло быть столько роскошных платьев, на каждый выход свое (подобно тому, как в столице на бал) – да и как бы трепать такую красоту по грязи, по навозу, по колючкам? Точно так же, и верхней одеждой у женщин из «общества» тогда полагались не пальто, а накидки (удобнее надеть на кринолин), однако для прогулки они шились из тонкой шерсти, или даже сукна, как шинель, застегивались на пуговицы спереди и часто имели пелерину на плечи – а наши героини одеты в развевающиеся плащи из яркой шуршащей тафты, единственная застежка у горла, никаких пуговиц нет, как и прорезей для рук, полы разлетаются свободно, зато капюшон огромный, чтобы поверх широкой шляпы натянуть; такое надевали исключительно с бальным или вечерним нарядом, отправляясь в театр, на бал, на прием, от кареты до подъезда пройти, никто бы не выбрал это для прогулки на природе. Но у нас много сцен на открытом воздухе, и героинь в шинелях показывать, да ни за что и никогда – и чем мы хуже Маргарет Митчелл, пусть в памяти история останется яркой а не серой! Нравственно ли показывать такую роскошь, с классово-коммунистической точки зрения? Да – если рассматривать ее как долг, который надо отдать обществу, народу, стране. Именно так я ответила одному товарищу, выразившему свое мнение. Наверное, и настоящие революционеры, которые в подавляющем большинстве не были ни крестьянами от сохи, ни пролетариями от станка, думали так же. Потому что лишь образованный человек может задумываться о высокодуховном и глобальном. В фильме есть эпизод, как Елена с Инсаровым идут по деревенской улице, и попавшиеся навстречу крестьяне кланяются, снимая шапки. Я спрашиваю кого-то, доволен ли он – и слышу ответ:

– День прошел, и ладно, все живы, сыты и веселы, что еще рабу божьему надо? Спасибо вам, добрая барышня, за заботу.

Инсаров после замечает, что эти крестьяне живут в счастье, по сравнению с его соотечественниками. Потому что над ними нет иноземцев, кто могут безнаказанно ограбить, унизить, и даже убить – «как тот проклятый паша обесчестил и убил мою мать». И что в его жизни теперь нет иной цели, кроме освобождения своей страны. Тогда я и произношу – «освободить свою Родину, это даже выговорить страшно, настолько эти слова велики».