Молодые люди встали.

– Вы пойдете с нами, Люрсак?

Пьер думал о прошлом. Он вспоминал об отце Равене и отчетливо представил себе последние минуты его жизни. Он думал о Ванде. Где она теперь? Что с нею сталось? По-прежнему ли она в плену у Иенг? Что делает вождь людей Гондваны, влюбленный в белокурую самку?

Кто-то потряс его за плечо:

– Люрсак! Ну, Люрсак, что же вы спите с открытыми глазами? Вы слышали, уже был первый звонок к обеду. Вы пойдете с нами?

Пьер отрицательно покачал головой:

– Еще есть время. Второй звонок будет через четверть часа.

Молодые люди ушли. Пьер остался один. Сердце его билось в мучительной тоске, и он шептал чуть слышно:

– Ванда!.. Ванда!..

А за соседним забором не прекращалась унылая песня нищенки. Она все время ходила поблизости и слышно было, как то удалялись, то приближались ее шаги.

Вдруг какой-то белый длинный сверток, брошенный через забор с улицы, упал к ногам Пьера. В тот же момент песня нищенки резко оборвалась и послышались ее поспешно удаляющиеся шаги.

Наклонившись, Пьер поднял сверток и осмотрел его. Обертка из грязной тряпки, но аккуратно завязанная.

Пьер развязал сверток, развернул и увидел… Ужас сковал его, дрожь пробежала по всему телу. Некоторое время он просидел без движения, а потом сразу сорвался со своего места и побежал к воротам. Испуганный его бледным лицом и стремительностью движений, сторож даже не попытался его остановить.

На улице никого не было. Пьер добежал до угла, посмотрел направо и налево: нищенки не было видно. Тогда он бесшумно пошел прямо, куда глаза глядят. А сверток цепко, не выпуская, держал в своих руках.

Он вышел на оживленную улицу и шел все время прямо, оставаясь совершенно безучастным ко всему окружающему. Его задевали, толкали, но он ни на что не обращал внимания, ничего не слышал.

Он и сам не знал, почему остановился около одной витрины. В большом зеркальном окне отразились его фигура и лицо. Как, это он? Этот скелет – Пьер Люрсак? Это худое, изможденное, почти без щек лицо – его? И эти впалые глаза, этот заострившийся нос – тоже его? Засмеявшись, сжав кулаки, Пьер отошел от витрины и пошел дальше.

Уже стемнело. А Пьер все шел и шел, бродил то по одной, то по другой улице, из центра Сайгона попав в предместье Холон. И тут бродил без цели, без нужды. Взгляд его случайно скользнул по черной вывеске, где золотыми буквами было написано:

«Чен Так. Китайский фарфор, бронза и шелк. Кантон. Сайгон. Шанхай».

– Чен Так!.. Чен Так?..

Это имя почему-то было знакомо Пьеру. Ах, вспомнил он, здесь, в глубине коридора, позади лавки, курильня опиума. Опиума? Забвение и покой? Это хорошо!..