Если мышление у человека проще, а карты реальности в мозгу бесхитростнее, то и маршруты, которые он на них простраивает, сложностью не блещут – «мы звёзд с неба не хватаем», «мы в Академиях не учились» и т. д.
Впрочем, в тех рамках, в которых реальность мира доступна таким мозгам, человек может быть вполне органичен, адекватен и обладать достаточным уровнем «субъективного благополучия».
А кому-то получилось, что нужно большего – взаимопонимания настоящего, общения интересного, впечатлений культурных, дел масштабных, захватывающих, любви чувственной и глубокой.
Это, конечно, по разным причинам происходит:
• где-то прямо гены с заковыкой, о чём я уже рассказывал в книге «Троица»;
• где-то это жернова воспитания, то есть не в попу человека целовали с младенчества, а давали, так сказать, почувствовать силу авторитета и культурного прессинга;
• а где-то психофизиологические особенности человека (например, сексуальность) или особенности социальной среды, в которой он воспитывался (например, ситуация в семье), которые с раннего детства заставляли его ощущать сложность мироустройства: что не всё так, как говорят, и не всё так, как кажется.
Сказать, чтобы это было для таких людей каким-то везением, особенно если и то, и другое, и третье сразу, – не скажу.
Но то, что такого рода давление на психику, извне и изнутри, вызывает её неизбежное усложнение, – факт непреложный. А чем она сложнее, опять-таки, тем и карты сложнее, и маршруты на них будут получаться о-го-го какие.
Недаром биографии великих людей (тех, кого мы считаем великими) редко бывают, так сказать, солнечными. Иначе не пришлось бы Ломброзо про «гениальное помешательство» писать, а Гумилёву «пассионарные» теории строить.
Собственно, по этой причине я и не могу согласиться с Екклесиастом в том, что «во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь».
Если уж так случилось, что вы из числа тех, кому суждено строить сложные карты и прокладывать на них витиеватые маршруты, пусть и для удовлетворения, в основе своей, достаточно примитивных, эволюционно детерминированных страстей, мудрость и знания – это единственное, что может вам помочь, чтобы в жизни этой не запутаться.
Если ваш мозг, неважно уже по какой причине, видит мир сложно (строит сложную модель реальности), а необходимость прокладывать маршруты, чтобы всё-таки доводить свои страсти до разрядки, никто не отменял, вам необходимо максимально конкретизировать карту вашей реальности, сделать её максимально полной, подробной, объёмной.
То, что это действительно так, прекрасно объясняет «информационная теория эмоций», разработанная выдающимся отечественным нейрофизиологом академиком Павлом Васильевичем Симоновым, о чём мы очень скоро поговорим.
В «Красной таблетке» я ввёл понятие «метасознание», чтобы попытаться рассказать о том, как мы можем видеть, воспринимать, осознавать собственную сложность.
В качестве метафоры я использовал хрестоматийный миф Платона о колеснице, который он создал для иллюстрации проблемы человеческого познания. Как вы, возможно, знаете, у Платона есть и другой знаменитый философский миф – о пещере, который очень напоминает по смыслу сюжет фильма «Матрица».
В мифе о пещере Платон рисует нам такой образ: пещера, в ней сидит узник, который может видеть лишь её стену. Он не знает, что происходит за его спиной, а там – перед входом в пещеру – пляшут люди, горят факелы, пылают костры. Но наш узник ничего об этом не знает, он лишь видит хаотичное движение каких-то теней на стене своей пещеры.
Так и человек, согласно Платону, находится в пещере своих представлений о подлинной реальности. Он не знает действительного мира и как в нём всё устроено на самом деле. Не знает он и того, что его представления о мире – это вовсе не истинная картина происходящего, а лишь бледная тень реальности.
Миф о колеснице как раз призван разъяснить нам, что происходит в том самом истинном мире, скрытом от наших глаз. Здесь Платон рисует куда более сложный образ: земной мир, над ним располагается небесный свод, по которому в своих колесницах кружат божества, а ещё выше – мир занебесный, мир Идей.