– Сигнал не пробивается дальше пяти метров, – грубый рык Порфирьева вынырнул из помех. – Может, когда отойдём дальше, связь станет лучше. Пока идём, сигналы передавать при помощи троса. Два рывка – сигнал «стой!». Три рывка – сигнал «продолжаю движение». Непрерывное натяжение – сигнал «нужна срочная помощь». Вопросы?
– Нет вопросов, – ответил за всех пожарный, хотя вопросов у Антона было немало.
– Олег! – Овечкин шагнул ближе к технику, чтобы Порфирьев гарантированно его услышал. – Почему вокруг сплошная пыль? Ты говорил, что облако ядерного взрыва оседает за полдня, в крайнем случае, за сутки! Здесь всё пронизано ионизирующим излучением! Оно смертельно опасно! И создаёт мощные помехи для радиосигнала!
Антон шагнул ещё и неожиданно натолкнулся на Порфирьева. Оказалось, что здоровяк стоит прямо перед ним, но его снаряжение мимикрировало и сливается с пылевой завесой. Вряд ли фотохромный комбинезон полноценно маскируется в таких условиях, но того, что есть, вкупе с плохой видимостью и сумерками, было вполне достаточно, чтобы не заметить Порфирьева в двух шагах. Мёртвого тела при нём уже не было, и единственное, что выдавало присутствие спецназовца, был укреплённый на руке фонарь.
– Стой! Запутаешься в канате, – амбал отшагнул от Овечкина, подхватывая провисший канат, сплетённый из двух проводов. – Я понятия не имею, сколько здесь было взрывов. По всей Москве несколько сотен – это как пить дать. Скорее всего, воздух над городом забит пылью до самой стратосферы, и так быстро она не осядет. Может, осадками частично вымоет или ветрами раздует. Ждать не будем, этого может и через неделю не произойти. Действуем по плану. Шагом марш!
Его силуэт исчез в пыльной взвеси, чуть погодя с места сдвинулся техник, и Антон зашагал следом, помня о необходимости держать визуальный контакт и следить, чтобы канат не провисал слишком сильно и не цеплялся за обломки по пути. Поход через руины был одновременно безлико однообразным и очень опасным. Вокруг разлился сплошной океан пылевой взвеси, и Антон понял, что совершенно не представляет, где находится, уже спустя сотню шагов. Никаких ориентиров не было видно. Ни зданий, ни дорог, ни деревьев – под ногами тянулась бесконечная свалка из развалин, и чтобы не сломать ногу, случайно наступив вместо обломка в плохо заметную щель или провал, приходилось не отрывать взгляда, направленного под ноги. Тусклое пятно света от нашлемного фонаря ползло по кривому полю обожжённых обломков, густо засыпанных пылевой грязью, и в глубине серой мути полузасыпанные провалы, острые обломки и мятые штыри рваной арматуры были почти не видны. Чтобы не отстать и не травмироваться, Антон шёл, не поднимая головы, и тщательно всматривался в то, на что ставит ноги. Из-за этого он почти перестал смотреть вперёд, на спину идущего перед ним техника, и несколько раз пропустил изменение направления движения. Лишь натяжение каната, увлекающего его куда-то в сторону, а не прямо, сообщало ему о допущенной ошибке. Приходилось срочно догонять, и в итоге он больно ударился о какие-то крупные обломки, вынырнувшие у него на пути из океана пыльных сумерек.
От удара Антон отшатнулся, но тут же запнулся об обломок расколотого бетонного перекрытия, выпирающего из общего месива развалин под ногами, и упал спиной на россыпь битого кирпича. Гермошлем уберег голову от травм, но ушибленная лопатка болела ещё минут десять, несмотря на то, что перед выходом на поверхность Антон надел на себя всё, что имел, включая спецовку техников. Из-за падения канат, соединяющий его с идущим впереди техником, натянулся, автоматически подавая сигнал «нужна помощь», и группа быстро собралась на месте падения. Антону помогли встать, после чего Порфирьев осмотрел его скафандр и сообщил об отсутствии повреждений. Путь продолжился, но теперь Антон решил идти, выставив одну руку вперед, и часто переводил взгляд из-под ног на спину техника и обратно. Это уберегло его от последующих столкновений, которые иначе оказались бы неминуемыми. Неожиданные препятствия в виде огрызков размозжённых конструкций появлялись из сумерек пылевой мути внезапно и в самый неподходящий момент.
Спустя час пути в сознании стала разрастаться паника, вызванная очевидной безысходностью происходящего. Он шёл в неизвестном направлении, спотыкаясь и запинаясь, рискуя переломать ноги, куда-то сквозь океан пылевой взвеси, утопающей в вечернем полумраке. Вокруг не видно ничего, кроме сплошной стены пыли, которую луч фонаря даже не в состоянии пробить. Всё, что можно разглядеть, это бесконечная свалка развалин под ногами, из которой то тут, то там, словно призраки, выплывают и исчезают более крупные руины. Толком не видно даже тех, кто идет впереди и позади него! Факт их присутствия подтверждается световыми пятнами фонарей и непровисающими канатами связки. Компас не работает, навигации нет, связи нет, кругом смертельная радиация. Коммуникатор, который он положил в карман скафандра в надежде, что на поверхности получится найти сеть, вышел из строя из-за сильного ионизирующего излучения. Если они заблудились и ходят по кругу, то вряд ли смогут это понять! Есть все шансы даже не найти дорогу назад! Осознав это, Антон вспомнил требование Порфирьева наносить на встречающиеся ориентиры метки, и принялся бить молотком по всему, мимо чего проходил. Но это никак не успокаивало, и ещё через полчаса он не выдержал. Овечкин остановился и натянул канат, требуя совещания.
– Что стряслось? – расплывающийся в пыльном сумраке силуэт Порфирьева почудился Антону не там, где он обнаружился на самом деле в следующую секунду. – Почему остановились?
– Как ты определяешь дорогу? – нервно поинтересовался Антон. – Куда мы идём? Ничего не видно! Мы заблудились и ходим кругами!
– Вроде нет, – грубое рычание здоровяка было задумчивым, словно он вглядывался в карту.
– «Вроде»?!! – опешил Антон. – Что значит «вроде»?!!
– «Вроде» значит, что мы сможем вернуться назад на станцию, если ты об этом, – рык Порфирьева стал ещё более задумчивым, будто разговор с Антоном отвлекал его от других дел. – А вот насчёт бомбоубежища я в точности не уверен.
– Это как? – вклинился в переговоры пожарный. – Мы неправильно идём?
– Компас не работает, спутников не обнаружено, геопозиционирование тоже не пашет, – тоном философа изрёк здоровяк. – В общем, навигатор бессилен. Я иду по гирокомпасу, точнее, при помощи тех его функций, которые работают в этих условиях.
– Ты движешься по карте? – понял пожарный. – Приблизительно? Гироскоп фиксирует направление движения?
– Да, – подтвердил Порфирьев. – У меня на лицевой щиток выведена карта местности. Я проложил курс к нужной точке, и мы идём по нему. Гироскоп чувствует отклонение от прямой, это позволяет не сходить с курса. Проблема в том, что компас не видит север из-за сильной ионизации. Поэтому карту я сориентировал на глаз. По памяти. Насколько точно получилось, неясно. Нужно найти один, а лучше два стопроцентных ориентира, и тогда можно будет привязать карту к местности достаточно точно. Но наш маршрут фиксируется, так что обратно дойдем по своим следам.
– Где мы сейчас? – молодой техник огляделся, скользя лучом нашлемного фонаря по смутно выступающим из пылевого сумрака руинам. – В смысле, как думаешь, где мы?
– Если с картой я не ошибся, то должны быть на Комсомольском проспекте, в районе бомбоубежища, – ответил Порфирьев, продолжая вглядываться в свою карту.
– Это точно не проспект! – нервно возразил Антон, пиная торчащий из месива руин обломок потолочного перекрытия. – Под ногами должен быть асфальт, а не развалины зданий! Мы где-то внутри кварталов!