Выбрав нужный музыкальный каталог, Ингеборга запустила воспроизведение и немного увеличила скорость бега. С коммуникаторами в Центре проблем нет, он тут есть у каждого, и ещё запасы на складах имеются, если верить Светлане, часто передающей подругам рассказы Карена. На момент объявления эвакуации в «Подземстрое» имелся ряд магазинов, в том числе по торговле одеждой и коммуникаторами. Все магазины толпа разграбила ещё до появления Брилёва и его команды, похищенные товары разошлись по рукам, и Служба Безопасности не смогла провести полноценное расследование. Мир погибал в термоядерном огне, чем всё это закончится, никто не знал, бункер перенаселён, положение критическое – не до расследований. Тут бы хаос и панику предотвратить. СБ сосредоточилась на охране складов, биоферм и систем жизнеобеспечения. В любом случае модные, дорогостоящие и навороченные краденые коммуникаторы не особо пригодились своим новым владельцам. Интернета больше нет, и комм связывается только с внутренней сетью «Подземстроя», точнее, теперь уже с внутренней сетью Центра. А в этом подземном отеле, как всем хорошо известно, ни хрена нет.

Строители «Подземстроя-1» в ядерную войну по-настоящему не верили, как не верил в неё никто, и на собственных серверах бункера лежала только местная служебная информация. Сама по себе она была малополезна для обычного обывателя, да ещё люди Брилёва первым делом лишили всех доступа к ней. Теперь доступные для населения виртуальные ресурсы ограничивались всего тремя составляющими: информационной сетью, социальной сетью и развлекательной сетью. Информационная сеть была доступна только для чтения и служила рупором для администрации Брилёва. Иногда администрация проводила в ней опросы, на этом интерактивность заканчивалась. Говорят, раньше через инфосеть можно было записаться на приём в любую службу «Подземстроя», например в медотсек или салон красоты, но пришедший к власти Брилёв эту функцию отменил. Светлана говорила, что Карен объяснял это так: населения в бункере катастрофически много, ресурсов мало, и все записываются сразу везде, чтобы успеть урвать кусок. Из-за этого нехватка и неразбериха только усиливаются. Поэтому теперь желающие получить услуги той или иной службы должны ногами доковылять до соответствующего отсека, записаться в цифровую очередь и возвращаться домой либо к информационным экранам. Как только их заявка будет обработана, в информационной сети списки очередников скорректируются. Методика вроде бы даже оправдала себя, количество записывающихся всюду и везде сильно сократилось, а тщательное наблюдение за записывающимися и за получателями услуг позволило избавиться от тех, кто делал свой личный бизнес на торговле местами в очередях.

Социальная сеть Центра в теоретическом плане ничем не отличалась от любой другой социальной сети, чего нельзя было сказать о практическом положении дел. Администрация контролировала в сети каждую букву, и хоть никто в этом не признавался, все неоднократно имели возможность убедиться, что проверяется абсолютно весь контент, особенно обмен личными сообщениями. Результатом всего этого стал упадок востребованности социальной сети, и свободный обмен информацией переместился из виртуального пространства в центральные коридоры уровней. Теперь центральный коридор – это место для прогулок и общения населения, а социальная сеть используется по большей части техническими специалистами и прочими работниками Центра для обмена профессиональной информацией, которой в бункере остро не хватает. Там же можно немного самообучиться тем, у кого полезной специальности нет вообще. Если, конечно, им хватит норм на оплату электропитания и доступа в сеть, который с приходом Брилёва стал платной услугой. Потому что его администрация ведёт настоящую войну с чёрным рынком, и гайки завинчены везде, где только можно. Сам Брилёв в ответ на жалобы заявляет, что это временная ситуация, которая будет смягчена после того, как Центр решит проблемы выживания и размещения населения.

У самой Ингеборги, не вылезающей из медотсека, от положенных ей двойных норм каждые сутки сгорало больше половины, и экономить на воде или электричестве не требовалась. Поэтому на беговой дорожке можно было позволить себе час соединения с развлекательной сетью, не задумываясь о тратах, что она, собственно, и делала. Тем более что развлекательная сеть «Подземстроя-1» оказалась прямо-таки огромной. Видимо, миллиардер Шрецкий не стал экономить на приобретении лицензий на всевозможную продукцию шоу-бизнеса, заботясь о комфорте своих клиентов. Наверное, это логично, если рассуждать довоенными категориями. Зачем в дорогом подземном отеле нужны собственные серверы, забитые, например, сложной медицинской информацией? Если войны всё равно не будет, медицинский отсек простаивает с момента своего создания, а ни один из трёх биорегенераторов до войны ни разу не принял в себя пациента? Хорошо ещё, что на складах оказался серьёзный запас медицинской химии для биорегенераторов. И то, наверное, лишь потому, что так требовала государственная программа «Подземстрой». Зато развлекательный контент подземному отелю был очень актуален, ведь рекламные, маркетинговые и прочие коммерческие отделы бункера постоянно заманивали в убежище клиентов. Нераспроданных площадей не осталось, но начальство требовало прибылей, менеджерам приходилось вертеться.

Разминочная пятиминутка закончилась, и Ингеборга перешла на основной темп. Пятьдесят минут со скоростью десять километров в час и ещё пять минут заминки лёгким бегом с переходом на шаг на последней минуте. Чистых десяти километров дистанции не выйдет, для этого нужно чуть больше времени, но она выпросила у Порфирьева ровно час, и лучше не рисковать. Не то в следующий раз он её не пустит. А она планировала заявляться сюда отныне ежедневно. До тех пор, пока у вечно хмурого капитана будет стоять эта беговая дорожка. Или до тех пор, пока он не начнёт относиться к ней добрее. И всё-таки, почему он так на неё ополчился? Она вроде не сделала ничего плохого.

Может, она ему не нравится? Но тогда он не стал бы ей ничего дарить там, в её крохотном бункере. Он разочаровался в ней уже здесь? Тогда он, по логике, завёл бы себе здесь девушку. А лучше нескольких, так вся команда Брилёва поступила, благо недостатка в настроенных на близкое общение женщин не наблюдается. Может, капитана разочаровала её фигура? Он так посмотрел на неё сегодня… даже взгляд потяжелел. Но интуиция подсказывала, что дело явно не в фигуре. Порфирьев видел её в спортивном костюме еще там, в семейном бункере. Сразу было понятно, что у неё нет модных сейчас широченных костей таза, объёмистых бёдер в полспины размером и здоровенной задницы, являющейся центром фигуры. Где-то Ингеборга слышала, что военным вроде как нравится большая грудь. Но у неё родной третий размер, хорошей, между прочим, формы, от мамы досталось. Сейчас это редкость, она, как медик, в курсе. Правда, на её ста семидесяти девяти сантиметрах роста, да ещё в утягивающем беговом топике, грудь смотрится меньше, но не до такой же степени, чтобы вообще…

От обиды Ингеборга побежала быстрее, стремясь усиленной нагрузкой выдавить из головы печальные мысли, но мысли не выдавливались и, наоборот, лезли в голову с удвоенной силой. Что же произошло? Он ведь не злой, он… Ну, то есть он ещё какой злой и особой любви к окружающим не испытывает, но к ней он так не относится, это она чувствовала отчётливо. Правда, объяснить свою уверенность не получалось. Просто они с ним вдвоем одинаковые. В смысле они вообще разные, но всё равно одинаковые. Да фиг знает, как это объяснить. Словосочетание «родственные души» звучит глупо, тем более они не родственники, она даже на всякий случай провела тест ДНК, пока он был в биорегенераторе. Он так часто лежит в биорегенераторе, что она чего только не провела… Они не родственники вообще. Её тянет к нему словно магнитом, и логичных причин этому нет. Кристина считает, что это психологическая проблема, основанная на реакции психики на экстремальную ситуацию. Мол, в подсознании Ингеборги укрепился стереотип: Порфирьев спас её от смерти, значит, он герой. Плюс к этому он ассоциируется у неё с отцом, потому что высокий блондин. И на всё это накладывается трагедия потери родителей и отсутствие опыта личной жизни. Итого получается первая любовь, возникшая на болезненном психологическом фундаменте.

С психиатрией Ингеборга была знакома очень обзорно, и разбирать всё это с сугубо медицинской точки зрения – занятие малополезное. К слову, Кристина в психиатрии понимала ещё меньше, так что особого доверия к её версии у Ингеборги не возникало. Что-то уверенно шептало ей где-то в глубине души, что вечно недобрый капитан – это её и не особо заморачивалось приведением доказательств или оснований. Да и поначалу всё складывалось… ну… не так печально, как сейчас. Он даже улыбался ей. Несколько раз. Искренне поблагодарил, когда она тайком отдала ему те самые брезентовые свёртки после того, как выписала его из стационара спустя трое суток почти непрерывного лечения. Капитан был уверен, что свёртки нашли и отобрали, и обрадовался им, словно ребёнок. После этого он несколько дней отвечал ей улыбкой на улыбку, но тогда было полно работы у них обоих. А потом всё как-то очень быстро сошло в мрачные тона. Порфирьев стал с ней таким же хмурым и нелюдимым, как со всеми, и на все ее попытки хоть немного сблизиться отвечал не смертельными, но порой обидными издёвками. Он специально держит её на расстоянии, но почему? Этого понять не удавалось, а отсутствие опыта амурных интриг не позволяло ей выяснить причины каким-то завуалированным способом.

Поэтому Ингеборга решила выяснить всё напрямую: взять и поговорить! Но добиться серьёзного разговора оказалось не так-то легко. То времени нет, из операционной невозможно выйти, то он на поверхности, или на спортивных занятиях, или спит у себя в номере. И говорить с ней не хочет. Она несколько раз сюда приходила, но он ни разу не пустил её внутрь. Открывал дверь, посылал вежливо или не очень, на этом всё заканчивалось. Сегодня она одержала настоящую победу, оказавшись в его жилище, но всё неожиданно обернулось так, что разговор вновь не состоялся. Под жучками людей Брилёва настаивать на такой беседе она не будет, вся эта самодовольная чернявая компания ей очень неприятна. Смотрят на неё, словно на недоступную экзотическую игрушку, и в их тёмных глазках одновременно читается похоть и неприязнь. Если бы она не была единственным врачом, кто знает, чем бы закончились эти чёрные взгляды. Итак, нужно найти подходящее место для разговора! Но это ещё не значит, что она сюда больше не придет. Без беговой дорожки у неё точно крыша съедет от бесконечного однообразия, а так есть возможность побыть рядом с капитаном. Жаль, что в президентском люксе столько помещений. Как бы так вытянуть его сюда, в зал, в следующий раз? Можно было бы поговорить на отвлечённые темы. Даже так что-то могло бы проясниться.

Скорость бегущей под ногами ленты начала замедляться, выводя Ингеборгу из раздумий, и она посмотрела на сенсорную панель беговой дорожки. Выставленное время тренировки подошло к концу, и автоматика сбросила скорость ленты, начиная заминку. Надо же, как быстро… Она надеялась, что капитан вернётся в зал за этот час. Жаль. Спустя пять минут тренировка закончилась, и девушка сошла с дорожки. Блондинка извлекла из ушных раковин гарнитуры, отключилась от развлекательной сети и прислушалась к наступившей тишине.

– Господин Порфирьев? – позвала она. – Дяденька злой капитан! Я всё!

Ответа не последовало, и Ингеборга прошла вглубь капитанского номера. В роскошной ванной было пусто, и Порфирьев обнаружился в спальне. Кровать в президентском люксе была столь же роскошна, как всё остальное, и постеленный на ней недалеко от края односпальный комплект постельного белья на огромной поверхности смотрелся сиротливо и, мягко говоря, бомжевато. Односпального пододеяльника на капитанские метр девяносто пять не хватало, и Порфирьев спал, накрыв голову декоративной подушкой. Из-за чего мягкий свет ночника, включившегося при входе Ингеборги в спальню, не попадал в глаза спящего. Девушка подошла к кровати, осторожно наклонилась над капитаном.

– Злюка! – ласково позвала она, аккуратно убирая с его головы подушку. – Я закончила!

Порфирьев открыл один глаз, смерил её сонным взглядом, сразу стал хмурым и недовольным и угрюмо прорычал:

– Я счастлив за тебя. Теперь потеряйся. Дверь сама захлопнется.

Он закрыл глаза, собираясь спать дальше, и попытался вновь закрыться подушкой.

– Можно мне принять душ? – Ингеборга убрала подушку с капитанской головы так, чтобы он смог нащупать её сразу.

– Дома примешь! – рыкнул Порфирьев, пытаясь нашарить подушку рукой, не открывая глаз.

– Ну, дяденька, ну пожалуйста! – девушка сделала по-детски жалобный голос, но шутка никак не подействовала на капитана, и она печально вздохнула: – Так не хочется грязной влезать в чистую одежду. У меня полотенце своё и гель для душа, я ничего не трону…

– Да иди уже мойся, только отстань! – недовольно перебил её Порфирьев и, не найдя подушки, натянул на голову одеяло.