— Чего не знаю, того не знаю!
— А приходили к дьяку двое, один здоровый с меня ростом, а второй вот такой? — я указал себе чуть выше пояса. — Маленький с желтым лицом?
— Всякие к нам ходят, всех и не упомнишь. Хотя маленького вроде как видел. Совсем щуплый как ребенок?
— Вот этот ребенок твоего дьяка и зарезал.
— Шутишь, что ж такой тщедушный против Дмитрия Александровича и трех стрельцов сможет. Дадут раза, и поминай как звали.
Что-то объяснять Кирклычу мне неинтересно, потому я его отпустил:
— Ладно, можешь идти.
— Как это идти, а деньги, что ты посулил?!
— Денег не дам, а вот на дыбу могу отправить, пусть тебя попытают, может, это ты своего хозяина зарезал.
И опять холоп Кирилыч смирил свой крутой нрав и беспримерную жадность, изогнулся, льстиво улыбнулся, поклонился до земли и затрусил в сторону Боровицких ворот.
— Это кто был? — спросил Алексий, когда я освободился и подошел к нему.
— Холоп дьяка, которого мы вчера собирались навестить. Кажется, нам крупно не повезло, нас опередил Верста.
— Как это опередил, в чем?
— Попал к дьяку раньше нас и зарезал его вместе с тремя стрельцами охраны.
— Этот, маленький? — недоверчиво спросил он. — Быть того не может! Один четверых! А точно он, может быть, кто другой?
— Это холоп видел его в имении несколько дней назад. Скорее всего, дьяк нанял Версту с товарищем убить меня, они не смогли, да еще Филипп погиб, вот Верста и сорвал зло на заказчике, — поделился я своей версией преступления.
— А вдруг его кто-то другой убил. Мало ли, ты же сам рассказывал, что дьяк имел дела со степняками, вдруг они деньги не поделили.
— Все может быть, но суметь без шума, в чужом доме зарезать четверых здоровых мужиков…
Договорить нам не дали, ко мне подошел боярин Иван Воротынский и сказал, что меня требует к себе царь Федор. Отказаться было нельзя. Я оставил Алексия дожидаться в центральных сенях и пошел в покои царя.
Когда я вошел, Федор хмуро на меня взглянул и натянуто поздоровался. Мне было понятно его состояние, но заниматься его сексуальными проблемами я не мог и не хотел.