А если у вас не было двадцати долларов, она всегда была готова взять что-то в доплату. Будь то лошадь, корова, шкуры бизона, винтовка «Винчестер», церемониальный индейский кинжал или пара сапог из кожи ящерицы. Потому что в те дни, когда у неё не было клиентов, она продавала товары в своём магазинчике, а на хорошую вещь у неё был глаз намётан.
Некоторые ночи были забиты под завязку, а в некоторые она успевала заскучать.
Вот и сегодня было тихо, как в мертвецкой.
Потому, когда в дверь её лачуги постучали, Миззи довольно усмехнулась и уже начала подсчитывать в голове выручку.
Она быстро зажгла красные длинные свечи, затушила масляную лампу и приготовилась встречать джентльмена.
Он вошёл в её хижину с порывом ветра. Лицо его было бледным, как молоко, и на нём ярко выделялись тёмные усы и чёрные, пылающие, как угли, глаза. Мужчина был высоким, худым, в длинном до пят фраке и шляпе-котелке.
— Входите, входите, сэр, — произнесла Миззи. — Устраивайтесь поудобней. Меня зовут Миззи. Могу я предложить вам выпить, мистер…
— Нет, мадам, благодарю. Я здесь не для этого.
Райская музыка для ушей Миззи.
Она села на кровать — полная, крупная женщина, каждая грудь которой была размером с подушку, а лицо разрисовано ярче, чем цирковые шатры.
Её посетитель бросил двадцать долларов в стеклянную вазу для фруктов и положил шляпу и пальто на шифоньер.
Миззи обожала звук монет, ударяющихся о стекло. Может ей и не нравился этот мужчина с чёрными глазами и кладбищенски-мраморной кожей, и сжатыми губами…
Но звук денег она обожала. О, да, спасибо огромное!
Мужчина был не из романтиков. Он приказал ей раздеться, что она и сделала, а потом резко вошёл в неё с тем же странным бесстрастным выражением лица, словно сам акт был для него делом скучным и банальным.
— О, да, малыш, да! — закричала Миззи, делая вид, что она без ума от его мужских способностей; она стонала, кричала и визжала — в общем, делала всё, что обычно заводит мужчин.
Но не этого.
Его движения не стали более неистовыми; они оставались такими же медленными и размеренными — действительно бесстрастные, даже равнодушные.
Лицо мужчины не выражало никаких эмоций… Бледное, гладкое с тёмными немигающими глазами… Словно лицо манекена или статуи, вырезанной из гранита.
Миззи была деловой женщиной. Она предпочитала разбираться с делами как можно скорее. Нельзя, чтобы другие посетители ждали в очереди… Пусть этой мрачной ночью в бурю никто и не придёт к её лачуге.
Она преувеличенно громко стонала, и сама, находясь на грани при виде входящего и выходящего из неё члена, бормотала грязные словечки своим острым, как чилийский перец, язычком.