По обычаю морского братства с древнейших времен, раб, добровольно севший за весло боевого кораблика или вместе с экипажем сражавшийся с противником, на стороне шайки, становится вольным с правом стать членом братчины. Только не так все просто в бою и во время преследования, ведь на обеих сторонах сражаются люди разных верований и идей, феодов, отрядов и кланов. Можно спасти из воды не будущего товарища, а идейного врага, человека, остающегося врагом, даже если он сел за весло и, по священным обычаям, его обязаны отпустить.

Во время морского боя и преследования противника или, наоборот, уклонения от противника – спасение утопающих остается делом самих утопающих.

Чего никак нельзя было сказать о деятельности трех вспомогательных кораблей мангупского аристократа и галер.

Галеры не имеют отношения к черкесам, чего, оказалось, нельзя сказать о маркграфе. Этот молодой атаман ведь черкесских кровей, а мало того, что воюет как-то не так, как деды воевали, так еще и, оказывается, живой ясырь набирает. Как так получилось, что он куренным стал, мало известно, скорее всего, его дядька Машук, но раз он молодой, то значит, должен выполнять заветы старших. И пусть помнит, что весь живой ясырь дуванится по законам сообщества, с учетом павших.

Ага, так вот откуда дует ветер!

Все просто дело в ДЕНЬГАХ! Или в их денежном эквиваленте – живом ясыре! Такого поворота событий я не ожидал. Даже представить не мог.

Настоящее открытие для моего понимания вещей и психологии окружающих. Самое удивительное – это то, что все окружающие атаманы и даже томаковцы с дядькой поддержали дунайских черкесов. Меня никто не спрашивал. Машук просто заверил всех, что его воспитанник, конечно же, поделит ясырь по всем правилам.

Слова дядьки воспитанником не обговариваются. То, что Машук теперь своего рода старший в роду черкеса Ингваря, не обсуждается и считается, что он заменяет отца воспитанника. Не считается то, что Машук простой войнук, а его воспитанник – аристократ. Сам факт должности дядьки у аристократа делает его ровней воспитанника, а иногда и старшим.

Атаман Ингварь почти мгновенно был игнорирован, и теперь уже взрослые разговоры продолжились без учета голоса готского атамана. А зачем по-другому? Есть дядька, с него и спрос. За несколько минут черкесские атаманы предварительно раздуванили живой ясырь, собравшийся на кораблях Мангупа. Даже не зная, сколько взято на борт спасшихся людей, их судьба решили просто – они общие.

Начали планировать: что дальше делать и как воевать?

Ночная атака отвелась сразу же, мол, так не воюют – как воры ночные. Рыцарь должен воевать честно и без обмана.

И тут задался самоубийственный вопрос: Почему не поддержали атаку? Такие хорошие воины погибли зазря. Вот если бы всем миром навалились, то мы бы им показали!

Три десятка атаманов, восемь рейсов галер и один маркграф, представляющий три своих корабля и две шайки. Из трех десятков атаманов погибло трое, из оставшихся только шестеро прошли битву у Лепанто и немного представляли, кому обязаны жизнью. Из восьмерых рейсов галер только трое тоже имели опыт прошлогоднего сражения. Таким образом, двадцать семь командиров абсолютным большинством голосов смогли оставить без внимания голос шестерых, поддерживающих рейса Ингваря.

Только рейс Ингварь думал о том, как нанести противнику максимальный урон, что в корне отличалось от воинов «похода за зипунами».

То, что парусные корабли океанского класса для черкесских шаек и галер османского отряда явно не по зубам, это осознавали все, именно поэтому смысла проведения самоубийственной атаки не было. Отсутствовал смысл атаки конвоя и силами только куттера, так как потеря минных баркасов с импровизированными подрывными машинками при отсутствии контактных взрывателей не позволяла использовать другие плавсредства для атаки. Одним кораблем идти в зону сосредоточенного огня также не имело смысла.

На этой раде постановили более не атаковать монолитный строй парусников, а всем скопом нападать на отставших, если таковые появятся. Именно для обеспечения этого сценария боя и появилась работа для куттера «Азиз Николас». Атаман Конежук, участник самого первого похода, во время которого взяли возле острова Сицилия венецианскую каракку, напомнил о выводе из строя руля парусника с помощью артиллерии. Идея, казалось бы, должна быть простой. Пушки куттера сбивают руль парусника, который, потеряв ход, либо остается один и тогда все вместе его берут на абордаж, либо конвой или его часть вынужденно останавливается для обороны поврежденного парусника. Далее все действуют по обстановке.

Наконец рада закончилась, появилась возможность вернуться на корабль и разобраться с итогами дня.

Новости полились рекой.

Вначале перед глазами появились немного контуженные, но живые – двое рулевых и минер с утонувших баркасов. Простейший жилет из деревянных досочек спас жизнь рулевым и минеру, чего нельзя сказать об остальных, отказавшихся от жилета. Сила взрыва оказалась намного больше ранее испытанных подрывных зарядов, поэтому от собственных взрывов развалились и минные баркасы. Контуженых бойцов подобрали соседи.

Следующим сюрпризом оказалась маркитантка Зульфия с семейством. Эта пронырливая дамочка успела каким-то образом оказаться в Сицилии в Палермо, где, арендовав место на утопленном куттером паруснике типа нао, решила вместе с армией испанцев испытать удачу на новом месте. Самые большие прибыли маркитантка рассчитывала получить, находясь в передовом лагере Лиги.