Значительная часть государств БСВ децентрализована. Это касается не только государств реальных, но и такого виртуального образования, как признанная многими авансом в качестве государства Палестина, которая им, несмотря на все усилия мирового сообщества и Израиля, руководство которого на протяжении долгого времени безуспешно пыталось реализовать модель «два государства для двух народов», не стала. Назначить можно кого и кем угодно. Проблема в том, что стать тем, кем тебя назначили (или ты сам всех уговорил, чтобы назначили) автоматически не получается. Отчего Сингапур – государство, а Палестина – клептократическая кланово-паразитарная тусовка, сколько её ни признавай.
Обладая основными признаками формальной государственности, многие страны БСВ на деле состоят из территорий, подчиняющихся центральному правительству номинально или открыто декларирующих независимость. Причём значительная часть этих стран либо уже распались, либо находятся в процессе распада, который может завершиться прекращением их существования в любой момент. Дестабилизируют обстановку в соседних государствах они при этом чрезвычайно. Среди «бывших государств» есть экс-претенденты на региональное или общеарабское лидерство, прочность которых, как выясняется, держалась исключительно на политическом авторитаризме и силовом подавлении любой оппозиции, рухнув в отсутствие диктаторов или монархов, потерявших власть. На Ближнем и Среднем Востоке (как и на Востоке вообще) без жёсткой системы подавления никаких стран не бывает. И государств не бывает.
Демократия западного типа, которую на протяжении длительного времени там пытались насадить извне, ни в одной из этих стран не прижилась. Что поставило под вопрос как саму возможность её существования в регионе, так и судьбу пока стабильных государств БСВ, если правящие монархи или диктаторы не удержат властные полномочия. Как выяснилось, лишить их полномочий не так уж сложно, особенно если помочь свержению высшей власти снаружи. Чем в ходе «Арабской весны», использовав опыт разгрома Ирака в начале 2000-х годов при активном участии западного сообщества, и занялись Саудовская Аравия, Турция и Катар.
Классическим примером такого разрушения ближневосточной авторитарии является Ирак, ставший ко времени, когда автор писал эти строки, символом региональной нестабильности, хотя в годы диктатуры Саддама Хусейна он был одним из лидеров Ближнего Востока. Мало кто сегодня помнит, что республикой эта страна была не всегда. Она стала ею после кровавого переворота 1958 года, в ходе которого правивший Ираком король Фейсал II и его правительство были убиты, династия иракских Хашимитов пресеклась и объединение Ирака с Иорданией в Арабский союз, о котором их монархи договорились несколькими месяцами ранее, сорвано.
Перевороты 1963 года вначале привели к власти партию Баас, а затем военную хунту, которую в 1968 Баас вновь отстранила от власти. Ситуация вполне типичная для Ближнего Востока. Всё это отличалось от ситуации в Сирии и других арабских странах жестокостью в отношении свергаемых лидеров страны, уничтожавшихся вместе с их окружением. Для Двуречья жестокость такого рода характерна на протяжении всей его истории, начиная с ассирийских времён и заканчивая зверствами боевиков «Исламского государства» в отношении христиан, шиитов и курдов-йезидов в середине 2010-х годов.
Череда государственных переворотов в Ираке прервалась, когда в 1979 году к власти там пришёл Саддам Хусейн, правивший до 2003-го (фактически он контролировал высшую власть в Ираке с 1970–1972 годов). Его правление ознаменовалось войной с Ираном в 1980–1988 годах, оккупацией Кувейта в 1990-м, откуда в 1991 году иракские войска были вытеснены международной коалицией, подавлением восстаний курдов и шиитов, санкциями ООН. В конечном итоге в ходе американо-британской интервенции 2003 года при поддержке международной коалиции он был смещён, а в 2006-м казнён новыми иракскими властями.
Постсаддамовский Ирак – парламентская республика, основой которой является распределение федеральных постов между курдами и арабами – шиитами и суннитами. Центральная власть контролирует только шиитский юг страны, столицу и её окрестности. Уровень сепаратизма в Ираке чрезвычайно высок. Страна де-факто не существует как единое целое: даже отдельные кварталы столицы подчиняются лидерам живущих там общин. Основную правящую силу в суннитских провинциях до формального разгрома с 2014 по 2017 год, представляло неофициально поддерживаемое Катаром и Турцией «Исламское государство»: альянс бывших баасистов, суннитских арабских племён и иностранных джихадистов.
Ситуация в Ираке после вывода оттуда президентом США Бараком Обамой в 2010–2011 годах основных американских сил характеризовалась массовыми этническими чистками и диверсионно-террористической войной всех против всех. Она шла на всей территории страны, кроме Курдистана, который последовательно строил основу будущей государственной независимости: лидеры двух курдских враждующих кланов разделили власть: Джаляль Талабани стал президентом Ирака, а Масуд Барзани – президентом Курдистанского региона. С 2006 года в Курдистане было сформировано единое правительство. Регион, вопреки протестам Багдада, самостоятельно осуществляет экспорт нефти (в основном через Турцию) и, пользуясь военными поражениями, которые нанесли армии Ирака боевики «Исламского государства», взял под контроль нефтеносный Киркук (до 2017 года), вытесняя оттуда туркоманов и арабов.
Результаты референдума о независимости Курдистана, проведенный его руководством в 2017 году (первый – неформальный, прошёл в 2005-м), не были признаны ни официальным Багдадом, ни соседями Ирака – Ираном и Турцией, ни мировым сообществом. Как следствие, автономия Курдистана сохраняется, но его претензии на независимость ослаблены и контроль Эрбиля над Киркуком потерян, хотя позиции на территории курдов центрального правительства Ирака остались такими же слабыми, как и раньше.
Преследования этноконфессиональных иракских меньшинств: христиан, йезидов и мандейцев поставили их на грань исчезновения. Так, число христиан в Ираке с момента обретения им «демократии» сократилось наполовину, несмотря на присутствие в стране западного оккупационного корпуса. Геноцид йезидов со стороны «Исламского государства» сопровождался обращением их в рабство, при игнорировании этого западным сообществом и показательно слабой реакции на происходящее официальных властей Курдистана. Взаимные этнические чистки суннитов и шиитов повлекли много большее число жертв, чем в годы правления С. Хусейна: шиитская полиция превратилась в «эскадроны смерти» в суннитских районах, которые не в последнюю очередь из-за этого стали базой «Аль-Каиды» и «Исламского государства».
Иракский парламент слаб, неэффективен и функционирует с перебоями. Значительная часть военно-политических структур страны ориентируется на Иран, в ряде регионов влияние Ирана (среди шиитов) и Турции (в зонах компактного расселения тюркоязычных поселенцев сельджукских времён – туркоманов) является доминирующим. В ходе расширения территории, находящейся под контролем салафитского «Исламского государства», Иран взял на себя оборону священных шиитских городов, находящихся на территории Ирака, и Багдада. Если бы не это, слабая, несмотря на многолетнее обучение и техническое снабжение американцами, иракская армия не смогла бы сдержать наступление суннитских радикалов.
Позиции официального Багдада ослабляет и конфликт в шиитской элите: бывший премьер-министр Нури аль-Малики и его (на 2017 год) преемник Хайдер аль-Абади враждуют, наиболее влиятельным шиитским лидером страны является Великий аятолла ас-Систани, а шиитская «Армия Махди» Муктады ас-Садра намного боеспособнее правительственной армии. Особая тема – сепаратизм Басры с её нефтяными месторождениями и портом, позволяющим организовать экспорт нефти независимо от Багдада.
Характерно, что возглавляемая США «широкая» контртеррористическая коалиция из 65 стран, противостоящая «Исламскому государству», до появления в Багдаде осенью 2015 года координационного центра по борьбе с терроризмом России, Ирана, Сирии и Ирака, скорее имитировала борьбу с ИГ и другими террористическими структурами, воюющими против правительств Сирии и Ирака. Ситуация изменилась после начала военных действий ВКС России с баз на средиземноморском побережье Сирии: удары по нефтяной инфраструктуре террористических организаций, позволяющей оперировать многомиллиардными бюджетами, вслед за российской авиацией начали проводить и ВВС западной коалиции.
На 2021 год судьба Ирака как единого государства сомнительна: распад страны де-факто закреплён. Очевидно, что в отсутствие иностранной оккупационной военной силы (в 2018 году бо́льшая часть американских войск из Ирака выведены, а администрация президента Байдена собирается вывести оставшиеся) или местной диктатуры самостоятельное существование Ирака нереально, а фактическое отделение от него Курдистана неизбежно. Эта страна – типичный пример того, что в условиях БСВ сосуществование этноконфессиональных общин возможно лишь в жёстком унитарном государстве. После свержения авторитарного режима Саддама Хусейна эволюция страны шла не в рамках её демократизации, а по формуле «Один бешеный тигр лучше десяти тысяч бешеных крыс», что характерно не только для Ирака.
Первым президентом Сирии, независимой с 1946 года, был Шукри аль-Куатли, правительство которого было свергнуто военными уже в 1949. За следующие два десятка лет эта страна пережила 22 военных переворота. В 1970 году власть в Сирии взяла Партия арабского социалистического возрождения (Баас) во главе с Хафезом аль-Асадом, правившим до своей смерти в 2000, после чего президентом страны стал его сын Башар аль-Асад. Для этого пришлось менять сирийское законодательство (он был слишком молод для того, чтобы занять пост президента).
Сирийский президент контролирует судебную, законодательную (меджлис аш-Шааб) и исполнительную власть. Массовые антипрезидентские волнения 2011 года заставили, параллельно с их подавлением, предложить населению реформы. Однако обновление власти запоздало, а действия по подавлению антиправительственных выступлений сочетали жёсткость и неуверенность. Асад-младший, которому до гибели в автокатастрофе его старшего брата Басиля – военного и наследника верховной власти – была уготована судьба врача-офтальмолога, не отличался бескомпромиссной решимостью своего отца.
Антисирийская коалиция включила страны Запада (оказывающие политическое давление на Дамаск и помогающие противникам Асада в обучении и вооружении отрядов воюющей против него оппозиции, в рядах которой доминировали радикальные исламисты), Турцию, Саудовскую Аравию и Катар. Бо́льшая часть арабских стран под давлением Эр-Рияда поддержали в Лиге арабских государств идею смещения президента Асада, хотя 10 лет спустя ситуация изменилась на противоположную и восстановление членства Сирии в ЛАГ – дело времени. Несмотря на кровопролитную гражданскую войну, на 2021 год правительство в Дамаске, поддержанное в ходе войны Ираном, шиитами Ливана и Ирака, Китаем и Россией, удержало власть.
В разгар гражданской войны страна балансировала на грани распада на этноконфессиональные анклавы, однако практически монопольная роль в антиправительственной оппозиции радикальных исламистских структур сплотила против них сирийских курдов, друзов, христиан, черкесов и чеченцев, а также многочисленных шиитов – в первую очередь алавитов, которым в случае победы исламистов грозил геноцид. Коренной перелом в войне наступил после того, как Россия, понимая, что в случае продолжения развития событий в Сирии так, как они шли, падение Дамаска неизбежно и к концу 2015 года Сирия перестанет существовать, вмешалась в войну. Появление на базе ВВС Хмеймим полка российских Воздушно-космических сил позволило правительственным войскам и поддерживающим их иранцам и шиитским военизированным группировкам из Ливана и Ирака перейти в наступление на позиции боевиков «Братьев-мусульман», «Исламского государства», «Джабхат ан-Нусры», «Ахрар аш-Шам» и других исламистских террористических организаций, спонсируемых Турцией, Саудовской Аравией и Катаром.
Ответом «террористической коалиции» (оси Анкара – Доха – Эр-Рияд) стало уничтожение российского пассажирского лайнера на Синае, взорванного террористами. Турецкие ВВС по приказу руководства страны сбили российский военный самолёт, одного из лётчиков расстреляли в воздухе радикалы из турецких исламистских организаций, что привело к острому кризису в российско-турецких отношениях. Однако распад Сирии был приостановлен. Перемирия между правительственными войсками и оппозицией дали Сирии шанс на реинтеграцию. В дипломатическом поле переговоры между Россией и западными державами зафиксировали будущее Сирии как светского государства в единых границах. Это не означало, что западные партнёры исламистской «тройственной оси» сняли с повестки дня задачу свержения Асада для ослабления Ирана, а также использования территории Сирии под прокладку газо– и нефтепроводов с Аравийского полуострова в Европу через Турцию. Однако воевать за Турцию с Россией НАТО отказался.
На 2021 год часть территории Сирии, включая исламистский Идлиб, контролирует Турция, часть курды, противостоящие туркам, придерживающиеся в отношении Дамаска вооружённого нейтралитета. Заиорданье находится под контролем шейхов местных племён, патронируемых американцами (присутствие там французских военных и военнослужащих других стран НАТО также имеет место), и остатков исламистов ИГ. Значительная часть территории страны вышла из активного военного противостояния с войсками Асада под гарантии России и эти по большей части племенные анклавы Дамаск де-факто не контролирует. Как следствие, для Сирии на текущий момент период пребывания в состоянии «бывшего государства» ещё не окончен, и она полностью зависит от поддержки России, осуществляемой с баз Хмеймим и Тартус.