На территории Ливии скопилось более миллиона потенциальных мигрантов из Африки и стран Ближнего и Среднего Востока, использующих её в отсутствие какой бы то ни было централизованной власти как коридор для дальнейшего рывка в Европу. При этом война в Ливии продемонстрировала противоречия в мировом сообществе и неоднородность его интересов. Спровоцировав конфликт НАТО и Ливии и уговорив французского президента Николя Саркози начать военную операцию, Лига арабских государств (ЛАГ) инициировала резолюцию Совета Безопасности ООН, на основании которой действующая против Каддафи коалиция начала бомбёжки страны. Реальной же причиной начала войны с Ливией для ЛАГ была личная неприязнь большинства арабских лидеров к Каддафи и прямая экономическая конкуренция с ним в Африке Катара и Саудовской Аравии.
Для Франции вступление в войну казалось оправданным из-за разногласий с Каддафи по цене истребителей «Рафаль», возможности потери потенциального ливийского рынка атомной энергетики французской корпорацией «Арева» и штрафа, наложенного на нефтедобывающую компанию «Тоталь», а также осложнений в личных и финансовых отношениях Саркози и Каддафи, обещавших громкий коррупционный скандал. Для поддержавшей ЛАГ Турции – из-за конкуренции с Ливией в Африке и желания Анкары поставить на место Саркози за его противодействие вступлению Турции в ЕС, подчинив операции коалиции блоку НАТО, в котором роль Анкары, в отличие от лоббируемого Парижем «Средиземноморского союза», велика.
Для США решающим аргументом стало желание не допустить превращения Саркози, вернувшего Францию в военную структуру НАТО после десятилетий отсутствия её там со времён исторического решения де Голля вывести Францию из военной структуры НАТО, в лидера военной операции блока. Свою роль, как и для европейских членов альянса, сыграло лоббирование Саудовской Аравии и Катара. Для Великобритании важным фактором стала критика правительства за соглашение об освобождении в 2009 году приговорённого в 2001-м к пожизненному заключению за организацию теракта над шотландским городом Локерби «смертельно больного» ливийца Абдель Бассета Али аль-Меграхи, который немедленно вылечился по прибытии в Ливию… после чего британские нефтяные и газовые компании получили там выгодные контракты.
Китай, Россия, Индия и Германия воздержались при осуждении ливийской ситуации в ООН, заняв в этой ситуации, как казалось их руководству на тот момент, единственно возможную позицию. Впрочем, иллюзии по поводу неизбежности быстрого свержения Каддафи после ухода со своих постов тунисского и египетского президентов были в рядах его противников настолько велики, что операция против Триполи началась бы даже в случае использования Россией или КНР права вето в Совете Безопасности ООН, как произошло в своё время в отношении Ирака. В то же время негативные последствия свержения Каддафи оказались настолько явными и необратимыми, что в случае Сирии Москва и Пекин заняли жёсткую консолидированную позицию, призванную не допустить поддержки какой-либо внешней интервенции в этой стране Советом Безопасности ООН.
Однако на момент, о котором идёт речь, казалось, что столкновение возглавляемой президентом Д.А. Медведевым России с Западом, главным рынком сбыта российской нефти и газа, из-за Ливии не приведёт ни к чему, кроме ссоры Москвы с Вашингтоном и Брюсселем (которая через несколько лет всё равно произошла из-за спровоцированного Западом кризиса на Украине) и ослабления ООН – забюрократизированной, затратной и малоуспешной в своих действиях, но единственной международной площадки, где Россия с её правом вето могла хоть в чём-то влиять на ход мировой политики. Альтернативой соглашению с Западом считалось повторение модели поведения СССР в ходе всех ближневосточных кризисов ХХ века: отправка вооружений ливийскому режиму без понимания того, зачем это делается помимо идеологических, ведомственных и личных интересов.
Отличие ливийского сценария «Арабской весны» от египетского и тунисского было в том, что Каддафи продемонстрировал качества революционера и лидера, достойные младшего соратника Насера, Кастро и Манделы. Отказ от опоры на армию и спецслужбы в пользу иностранных профессионалов и спецподразделений, подчинённых его сыновьям и ближайшим соратникам, оправдал себя, как и ставка на партизанскую войну и рассредоточение по пустыне верных ему частей, переведённых с бронетехники на джипы. Африканский союз, главой которого Каддафи был до 1 января 2011 года, оказался для него неплохим политическим тылом, в первую очередь из-за того, что существование значительного числа режимов, входящих в эту организацию (не менее 20), прямо зависело от финансовой помощи с его стороны.
В конечном счёте ливийская кампания продемонстрировала ослабление НАТО как военного альянса. Ситуация, при которой многомесячные военные действия против ливийского режима быстро исчерпали ресурсы дорогостоящих высокоточных боеприпасов, которыми ведущие войну страны коалиции вынуждена была начать снабжать нейтральная Германия, перевела альянс в глазах африканских и ближневосточных режимов в категорию «хромой утки». Североатлантический альянс фактически выступил в качестве «ближневосточного жандарма», что не внушает оптимизма, в том числе в отношении ООН, резолюция которой была использована для оправдания прямой агрессии.
Продемонстрированная в Ливии слабость западного военного блока открыла «сезон охоты» на государства, являющиеся членами НАТО, для всех желающих попробовать блок «на прочность». Нерадостная перспектива, хотя и заманчивая для террористических структур – не только исламистских. Впрочем, уничтожили вскоре после победы над Каддафи посла Соединённых Штатов Америки в Ливии вместе с сотрудниками консульства США в Бенгази именно исламисты – те самые, которым он и его дипломаты помогали в ходе борьбы за власть…
В случае Ливии негативный эффект от вмешательства НАТО во внутренний конфликт в этой стране состоял ещё и в том, что Каддафи, примирившись с мировым сообществом в начале 2000-х годов, вел себя «конвенционально», демонстрируя пример «раскаявшегося диктатора». В частности, он отказался от ливийской атомной программы, попутно способствуя разоблачению пакистанского «заговора Абдул Кадыр Хана» по распространению ядерных материалов, технологий и оборудования, совершенно упущенного из виду МАГАТЭ. Каддафи предоставил ООН сведения о своём химическом оружии и начал процесс его уничтожения. Причём, после того как он был убит, судьба остатков ливийского химического оружия под вопросом. Сведения о его местонахождении не слишком достоверны и, судя по аналогичной ситуации в Ираке, оптимистичные западные сводки вполне могут оказаться дезинформацией. Судя по всему, как минимум часть химических арсеналов Каддафи попали в руки исламистов. Возможно, именно эти вооружения были перехвачены на территории Судана и уничтожены ударом с воздуха, за который не взяла на себя ответственность ни одна страна (что, скорее всего, говорит об Израиле или США), в ходе транспортировки – предположительно в Газу.
К моменту начала против него военной кампании именно Каддафи вёл борьбу с нелегальной эмиграцией африканцев в Европу через территорию Ливии. Его страна в возрастающих объёмах экспортировала нефть и природный газ в страны Евросоюза. Каддафи допустил иностранные компании к участию в крупных ливийских инфраструктурных проектах и проектах в военно-технической сфере. Это не отменяло его сотрудничества с Россией, Ираном и Китаем, но Запад в Ливии в последние годы его правления получил изрядный «кусок пирога», что особенно контрастирует с ситуацией в Ливии после Каддафи, производство нефти в которой упало в разы, инфраструктурные проекты остановились, а уровень опасности для иностранцев зашкаливает.
Не стоит забывать, что лидер ливийской революции к началу ведения против него боевых действий отпустил на свободу болгарских медсестёр и палестинского врача, в своё время заключённых в тюрьму по сфальсифицированному обвинению в умышленном заражении ВИЧ ливийских детей. Хотя его имидж и имидж его страны эта история, мягко говоря, не улучшила. Он наладил личные отношения с большинством мировых лидеров, среди которых особенно выделялись Николя Саркози, Сильвио Берлускони и экс-глава Госдепартамента Соединённых Штатов Кондолиза Райс. Каддафи боролся с «Аль-Каидой», черпавшей в Ливии пополнения для джихада в Афганистане и Ираке, – из соображений сохранения монополии на власть, но вполне эффективно. Начав успешный диалог с Западом, он остановил финансирование из ливийских источников международного терроризма. Муаммар Каддафи оставался импульсивным и непредсказуемым тираном, но это никак не отличало его от большинства лидеров Африки и БСВ, притом что в развитие своей собственной страны он вкладывал куда больше, чем все они. Разумеется, исключительно из соображений престижа и в угоду личным амбициям, но мало ли о ком из мировых лидеров можно сказать то же самое?
Несмотря на попытки эмиссаров ООН добиться создания в Ливии единого правительства, её прошлое выглядит намного благополучнее, чем настоящее и будущее, в том числе отдалённое. Причём пример Каддафи показал, что пытаться перестать быть «плохим парнем» в глазах мирового сообщества так же бессмысленно, как стараться быть в его глазах «хорошим парнем», какими были на протяжении десятилетий Бен Али в Тунисе и Хосни Мубарак в Египте. Остаётся констатировать, что ливийская экономика в результате гражданской войны и ареста, наложенного на ливийские авуары в странах Запада, арабского мира и некоторых государствах Африки, оказалась полностью парализованной. Нефтедобыча и нефтеэкспорт сократились до минимума. Сельское хозяйство и промышленность понесли значительный ущерб. Велика опасность подрыва идущего на Сицилию ливийско-итальянского газопровода «Гринстрим». Бо́льшая часть аэропортов и автомобильных дорог разрушены. Это касается и уникальной системы водоснабжения. О запланированном Каддафи строительстве на территории Ливии железнодорожной сети, которая могла бы соединить Египет, Тунис и Алжир, можно надолго забыть.
Что до российско-ливийских экономических отношений, российские контракты, в том числе в военно-технической сфере и строительстве железных дорог, заключённые с Ливией в обмен на списание ливийского долга, не выполнены и не будут выполнены. Они принесли России прямые и косвенные убытки в размере около $ 4 млрд, половина которых пришлась на ОАО «Российские железные дороги». Хотя некоторые перспективы возвращения Ливии в международную экономику существуют, сотрудничество российских компаний с этой страной маловероятно, а перспективы компенсации отечественным корпорациям понесённых ими там убытков равны нулю.
Глава 3
Республики и президенты
Бо́льшая часть государств региона – республики, точнее то, что принято называть республиками на Ближнем и Среднем Востоке. Говоря упрощённо, их можно разделить на три типа. Две более или менее вестернизированные страны на западной окраине БСВ – неисламские Израиль и Кипр мало чем отличаются от стран Южной Европы, хотя специфика в их государственном устройстве всё же существует. Причём чем больше в Европе мигрантов из Африки и стран Ближнего и Среднего Востока, тем меньше она от этих двух государств отличается – разве что в худшую сторону. Значительной частью описываемого в настоящей книге региона управляли на протяжении десятилетий и управляют по сей день сменяющие одна другую военные хунты, коррумпированные и недолговечные гражданские правительства, авторитарные лидеры, мало что решающие в реальности «правящие партии», племенная и конфессиональная элита, стоящая во главе парламентских фракций и коалиций, представляющих собой настоящий «террариум единомышленников». Это демократия в ближневосточном варианте. Впрочем, как правило, то, что именуется этим понятием в Африке, куда хуже.
Особой формой государственного устройства являются исламские республики: Мавритания, Иран, Афганистан и Пакистан. При этом, рассматривая регион извне, следует учитывать, что такие занимающие место на карте геополитические единицы Ближнего и Среднего Востока, как Ирак, Афганистан, Судан, Сомали, Йемен, Ливия, Ливан, Сирия и палестинские территории, находятся в процессе распада, пребывая в состоянии гражданской войны. Полагать их государствами, опираясь на наличие у них представительства в ООН, столицы (или нескольких столиц – бывает и такое) и посольств за рубежом никто не мешает – больше дипломатов, больше ставок и бюджета у МИДа. Но государствами они де-факто не являются.
Бывший с 1878 по 1960 год британской колонией Кипр, северная часть которого оккупирована Турцией, с 2004 года входит в состав ЕС, и его политическая система соответствует принятым в Евросоюзе стандартам. Специфическими её чертами, восходящими к этноконфессиональному устройству государства, закреплённому в период получения независимости, являются доминирование греческой православной церкви, резервирование мест в парламенте для армян, католиков и маронитов и не используемые с момента раздела острова квоты для турок-киприотов во всех властных структурах Республики Кипр, а также отдельные суды для греков и турок.
Близкие законодательные меры по защите прав и представительству этноконфессиональных меньшинств являются специфической особенностью ряда стран Леванта, главными из которых являются Государство Израиль и Ливан. К слову, руководящие органы образованной в 1983 году Турецкой Республики Северного Кипра формируются на основе выборов, соответствующих стандартам ЕС. Характерно, что раздел острова был вызван действиями не турецкой, а греческой стороны, с 1963 года провоцировавшей нарушение соглашений о представительстве турецкой общины и организовавшей её экономическую и политическую изоляцию, а в 1974-м попытавшейся, после свержения правительства архиепископа Макариоса, присоединить Кипр к Греции. Итогом чего, как следовало ожидать с самого начала, стал не «энозис», на который надеялись путчисты, а обрушение общекипрской государственности как таковой.
Ввод турецких войск на Кипр был осуществлён в соответствии с условиями предоставления ему независимости – Турция действовала как гарант безопасности турецкой общины, опираясь на опыт сегрегации этнических турок и тюркских военных колонистов – туркоманов во всех независимых государствах Балкан и арабского Ближнего Востока, являвшихся провинциями Оттоманской Порты. Тем не менее вина за раздел острова возложена мировым сообществом исключительно на Турцию и проблема прекращения турецкой оккупации является постоянно действующим политическим фактором для греческого Южного Кипра. На референдуме ООН 2004 года 65 % участвовавших в референдуме турок-киприотов поддержали план объединения острова, выдвинутый генеральным секретарём ООН Кофи Аннаном, а 75 % греков-киприотов его отвергли. Тем не менее международное давление испытывает на себе исключительно турецкая часть Кипра. Что ещё раз подтверждает: двойные стандарты для мирового сообщества – не исключение, а правило. Проблема Кипра демонстрирует это не менее ярко, чем Югославия, Израиль, Ливия или Сирия.