— Девки, Вы же знаете: я — могила, — заверяет та.
Женя сызмальства проводила летние каникулы в Алиевке — помогала тётке с работой в гостинице, отдыхала сама. Этим летом она приехала не одна: вытащить подругу из города, сжавшего ту в тиски, казалось хорошей затеей. Отвлечься, а заодно и спрятаться…
— Скажите, Ксения Владимировна, а Вы ночью в виноградниках никого больше не встречали? — осторожно интересуется усач. Кого бы девчонка там ни встретила — невозможно представить, чтобы человек, обычный человек, мог буквально раздавить двух здоровенных уголовников.
— Нет, — режет Ксения. Она врёт, не имея на то причины. Просто чувствует, что так надо. Да и что она скажет — видела там Костолома? Поселкового отшельника, чьё имя мало кому известно, зато прозвище у каждого на устах? Говорящеe прозвище он получил несколько лет назад, после стычки в хозяйственном магазине, когда, наткнувшись на группу агрессивно настроенных гопников, в одиночку раскидал их всех, а заводиле сломал руку в трёх местах. Роза рассказывала — шуму тогда было… Даже дело завели, но вскоре закрыли, переквалифицировав нанесение тяжких телесных в необходимую самооборону. А что если… — Нет, я никого не видела.
— Понятно. Оставайтесь на связи, возможно, нам ещё придётся с Вами побеседовать.
— Вы лучше с Баграмяном побеседуйте! Его место в тюрьме! — артистично взмыв руки к небу, восклицает Женя. Mечтала поступить на актёрский, но родители отправили на юрфак. Жизнь сломана, жизни больше нет, казалось ей тогда. Но побывав на паре судебных заседаний в рамках учебной практики, Женя вдруг поняла, что сорвала джекпот: адвокатесса — это ведь та же актриса, только с мозгами и ксивой. Вау!
— Разберёмся, — бурчит молодой и тянется к выходу вслед за старшим по званию. — Дамы, — спохватившись, он останавливается, чтобы сказать самое главное: то, зачем их с коллегой сюда и направили: — Только о произошедшем никому ни слова. Сами понимаете — начало сезона, людям зарабатывать надо, и два трупа Алиевке рекламу не сделают.
Роза хотела отправить Ксюху отсыпаться, но та наотрез отказалась оставаться одна. И сейчас они втроём уже заканчивают уборку номеров, с минуты на минуту ожидая автобус с новой партией заселенцев.
— Может, мне вернуться к родителям? — несмело шепчет Ксения, расправляя белоснежную простыню на плотном матрасе. Гостиничные матрасы очень тяжёлые, а простыни по всем стандартам хаускипинга следует заправлять так, чтобы те ни в коем случае не выбивались. Уборка номеров — работа не для слабаков. — Жень, кидай подушки!
— Дело твоё, но я бы посоветовала остаться, — отзывается Роза, проходясь смоченной полиролью фланелевой тряпкой по ручке кресла. — Всё, здесь вроде закончили. Пойдёмте вниз, нужно пересчитать ключи… А, да, Ксюх. Если твой больной на голову головорезов за тобой послал, а сейчас они… того, — она высовывает язык, склоняет голову набок и пучит глаза, изображая жмурика, — значит, Ангел Хранитель у тебя сильный. Сюда твой дебилоид пока не сунется. Его подельники мертвы, а менты копошатся, да и за самого его теперь как пить дать — с новой силой возьмутся…
— Роза права. Здесь безопаснее. А в Новоросе — сама знаешь: один раз он уже откупился. Там вся его родня, папаша с деньжатами. А здесь… Здесь они никто.
Ксюша молча соглашается, стараясь не думать, что в сентябре ей всё равно придётся вернуться. Продолжить учёбу в педагогическом, продолжить жизнь в том городе. В городе, где живёт он. Но сейчас только середина июня, сезон ещё толком и не начался, и всё ещё может измениться.
Партия расселилась к трём. Противная партия — в основном бабки да мамаши с детьми. Этой братии вечно всё не так, а грязи от них… А шуму… Допивая сок из картонной упаковки, Ксения с ужасом представляет себе прелести ближайшей десятидневной смены: раскиданная по столовке каша, детские визги в коридорах и «Дом-2» по единственному на всю гостиницу телеку, что установлен в общем холле. Да, смена будет не из лёгких.
Отправив пустую упаковку в мусорное ведро, она идёт к себе — ужин в семь, а значит, у неё есть часок, чтобы вздремнуть. Мама отправляла её в Алиевку с лёгким сердцем: «Там спокойно, там деревня…». Кто же знал, что вырвавшись из одной передряги, Ксения тут же окажется в другой? Сегодня много всего было сказано, но два слова, произнесённых Розой, врезались в её сознание, словно пули. Ангел Хранитель. О котором она никому пока не расскажет.
3. Ревность и картошка
Рынок открывается в семь, но сейчас уже почти десять, и Ксюха торопится: ей хочется успеть вернуться в гостиницу до жары. Выйти раньше не получилось — не оставлять же Женьку убирать за оравой курортников после завтрака в одиночку? А тут вдруг выяснилось, что на борщ, заявленный в меню к обеду в качестве горячего, нет свеклы! Меню — одна из Розиных «фишек». Она ведёт свой нехитрый гостиничный бизнес уже почти двадцать лет, и обычно у неё всё на мази… Всё, да не всё. Гостевой дом «У Розы» отличается от десятков других в Алиевке именно наличием полного пансиона. Трёхразовое питание — это то, за что некоторые категории граждан (прежде всего, пенсионеры и мамочки с детьми) готовы руки оторвать. А пометка «Только натуральные продукты» работает лучше рекламы по Первому каналу в прайм-тайм. Слоган — не ложь. А то, что для жителей отдалённых регионов, съезжающихся в Алиевку огромными туристическими автобусами, — роскошь, для Розы — жизнь. Договорённости с местными подворьями позволяют ей с избытком обеспечивать своих гостей свежим молоком, домашним творогом, яичками «из-под курочки», нагулянным на луговых травах мясцом, колючими грунтовыми огурчиками и сочными тепличными томатами. Но заказать свеклу на текущий заезд она просто забыла. У поставщика закрома пусты. Ксюша — топай на рынок. Пары дюжин средних свеколок должно хватить. На обратном пути, чтоб не тащить тяжести, возьми такси. И Ксюша топает, вдыхая ещё чуть прохладный морской воздух с нотками зацветающего шиповника. Выйдя со двора, ступает на широкую бетонную дорогу, делящую частный сектор на чётную и нечётную стороны улицы. Такими дорогами испещрена Алиевка. Весенние и осенние дожди размыли бы всё, даже асфальт, пористый, дышащий, поэтому в Алиевке всюду бетон. И частный сектор — он тоже всюду. Лишь в центре, возле площади Aдминистрации, возвышаются два многоэтажных комплекса: спортивно-концертная арена и бизнес-центр. Если идти по дороге, не сворачивая, то через три с половиной километра выйдешь к морю — прямо к центральному входу на общественный пляж. Но Ксюша сворачивает почти сразу, топает меж добротных каменных домов по узкой бетонной тропинке и наконец выходит на пустырь. За пустырём, по слухам предназначенным под строительство нового здания вокзала, — железнодорожная станция. А рядом — рынок. Июньские жуки — «бензиновые», как Ксю называла их в детстве — всегда ассоциировались у неё с началом чего-то хорошего. С началом школьных каникул, раз уж ассоциации уходят корнями в недалёкое прошлое. Но детство позади, она больше не девочка, позади школа, позади глупые надежды. И сейчас неугомонные жуки, облепившие кусты шиповника копошащимися суетливыми гроздьями, уже не радуют глаз слепящими бензиновыми переливами своих крылышек — больше раздражают.
Чем ближе к рынку, тем больше шуму, дыма и запахов. Связки бурой чурчхелы, сосульками свисающей с верёвок над прилавками торговцев, вездесущие мангалы и хозяйничающие рядом крикливые до неприличия шашлычники, бабули с покрытыми головами: кто в косынках, а кто — в платках; кто с домашней клубникой, а кто — с лесной земляникой. Есть даже те, что с земляникой полевой — мелкой, недозрелой и такой ароматной… Ксюша бродит меж рядов с овощами, выцепливая взглядом нужный продукт и нужные ценники. Торговаться она не умеет, а признаться в этом ей стыдно. Не торговаться на южном рынке — это как не разуваться в японских домах. Нонсенс. Моветон. Посмешище и оскорбление. Её план прост и почти безнадёжен: найти самую твёрдую свеклу по самой низкой цене и сказать Розе, что другой не было… Стыд один.
— Черешня бакинская, подходи, красавица! — чернобровый торгаш суёт миску с белобокими ягодами прямо ей под нос. Ксюша в испуге отринывает, неосторожно задевая локтем нагруженную тяжёлыми пакетами даму. «Ой, извините, пожалуйста». «Смотри, куда прёшь», — блеск золотых зубов ослепляет, а запах дешёвого табака отравляет. Ксюша инстинктивно хлопает себя по карману. В такой толчее того и гляди ощиплют, и останется она и без покупок, и без денег…
— А почём свеколка? — увидев бабушку с жалкими остатками на весах и не заметив ценника рядом, девушка возрадовалась.
— Всего двадцать штучек осталось, дочка, отдаю все за три сотни, не вешая.