К тому моменту братья стали почти чужими друг другу и ограничили контакты до минимума, Пол полагал, что благодаря открыткам Дэнни мог поддерживать связь с ним, избегая разговоров. Сам Пол не возражал. Казалось, каждая их беседа сводилась к просьбам Дэнни подкинуть денег. Когда у брата начались неприятности с полицией и против него сфабриковали дело о хранении наркотиков, он позвонил и спросил, сможет ли Пол одолжить денег на приличного адвоката, чтобы не идти в суд с общественным защитником. Пол поинтересовался, что он сделал со своей долей наследства, на что Дэнни не дал вразумительного ответа.
– Это просто долг, – настаивал Дэнни. – С тебя не убудет.
Но с Дэнни никогда не получалось «просто долгов», о чем Пол ему и сообщил. И отказался давать брату деньги. Дальше все покатилось под откос. Дэнни провел одиннадцать месяцев в тюрьме. За все это время Пол получил от него лишь одну записку. Она была написана неповторимым вытянутым почерком Дэнни, печатными буквами, на титульном листе, вырванном из карманного издания книги Джона Д. Макдональда. Текст выглядел несколько загадочно:
«Верх – это низ, низ – это верх.
Снежный человек теперь ищет меня».
Пол хотел ему ответить, но в конце концов не стал этого делать.
Однажды вечером Пол, возвращаясь с работы, увидел странного человека, сидевшего на ступеньках перед входной дверью его дома. Даже когда мужчина поднялся и Пол смог хорошо его разглядеть, он не был уверен, что это Дэнни, пока тот не заговорил.
– Знаю, что это не очень удобно, – сказал он, – но мне больше некуда идти.
Дэнни остался на три месяца, пока не смог встать на ноги. Он обратился за помощью к своему старому знакомому, и тот предложил ему работу кровельщика. Дэнни согласился. Он выходил из дома утром и весь день занимался строительством и починкой крыш. И хотя по вечерам брат возвращался домой заметно уставший и перепачканный гудроном, что-то не давало Полу забыть тот далекий день, когда он поймал Дэнни с сигаретой на стоянке «Тако Белл», пока тот планировал поездку на пляж, а остальная семья считала, что брат в магазине пробивает чеки покупателям.
Он сам удивился своим смешанным чувствам, когда Дэнни нашел квартиру в Балтиморе и переехал. За короткое время, прожитое вместе, они снова сблизились, и это было славно. Но теперь Пол постоянно слышал голос своего отца, нашептывающий ему на ухо старую мантру: «Тебе придется следить за ним, Пол, когда нас не станет», – поэтому он решил каждую неделю ужинать с Дэнни в городе. В большинстве случаев каждый платил за себя, но иногда Дэнни настаивал на том, что угощает, и Пол позволял ему это. Их небольшой обеденный ритуал длился около шести месяцев, но однажды вечером перед подачей китфо и лепешек Дэнни отставил в сторону свое пиво и произнес:
– Я уеду ненадолго.
Первой мыслью Пола было, что брат снова выкинул какую-то глупость и у него неприятности с полицией.
– Господи Иисусе, Дэнни. В тюрьму?
Дэнни засмеялся:
– Нет, чувак. Я не это имел в виду. Ухожу со своей кровельной халтуры и сворачиваю удочки. Устал я от этого города. Устал от Мэриленда. Ты всю жизнь обитаешь в пределах одних и тех же тридцати миль, не знаю, как тебе это удается. Меня это с ума сводит.
– Ты уволился?
Дэнни отмахнулся от вопроса:
– Еще в прошлом месяце. Собирался сказать тебе раньше. Выдохся я, чувак. Врубаешься?
– Это работа. Все выдыхаются.
– Отлично, но это не для меня. Так не может продолжаться, понимаешь? Чувствую, что бегаю по кругу без всякой цели, – Дэнни наклонился вперед, и его тень упала на столешницу, подбородок брата зарос темной щетиной. – Прошлой ночью мне приснился сон, Пол. Тот же сон, что снился мне несколько месяцев назад. Я стою в поле, и куда ни посмотрю, повсюду воля. Типа, я могу бежать куда захочу и быть свободным. Но когда пытаюсь, когда начинаю отрывать ногу от земли, чувствую – не могу. Моя нога прилипла. И земля, она засасывает меня, пожирает, как зыбучий песок. Я потею, кричу, пытаюсь выдрать ноги, но не могу. Просто не могу. И тогда я смотрю вниз и вижу почему: там вовсе не зыбучий песок, а рука, гниющая рука, торчит прямо из земли, вцепившись в мою лодыжку пальцами. Лица этой твари я не вижу, но знаю, что там внизу я сам. Закопанный в землю. Это я там, и это я тащу себя в свою собственную могилу.