- И наверное, в Москву тянет?

- Да как вам сказать? Разве в этом счастье?

- Она у меня нашу степь полюбила, — с гордостью объявил Юра. — Ваша Москва — большой, шумный. Там и не заметишь, как состаришься. Если бы я там таксистом работал, каждый бы день штрафы платил: не так повернул, не в тот ряд пристроился. А у нас степь большой, гуляй куда хочешь на машине. Руки мыть будешь?

- Буду, — согласился Рогов, — только сначала конфетами твоего сына угощу. Забирай всю коробку, Вова!

- Ой, да зачем вы его так балуете?! —всплеснула руками Нина. Было что-то доброе и отзывчивое в ее голосе, в ее робком взгляде.

Рогов не заметил, как на столе появилось блюдо с горячими мантами, огромная душистая лепешка, красный перец и кувшин с холодным кумысом, принесенный из погреба. Юра сел за стол в одной белой сетке, подчеркивавшей смуглоту его лица, шеи и рук. Нина принесла бутылку портвейна, и он удовлетворенно крякнул:

- Какой молодец, Нина, все мои мысли на лбу читаешь!

- Так твой же лоб — это книга без переплета, — засмеялась жена, ставя два граненых шкалика. Рогов попробовал отказаться, но хозяин не дал ему договорить.

- Ты мой гость. Значит, должен на дорогу выпить. Это мне с тобой нельзя. Я за рулем.

- А я один как-то не привык.

- Зачем один? С Ниной пить будешь. За Москву пить будешь. Потом за наш Казахстан, а потом за счастливый путь. — Они с женой переглянулись как-то особенно выразительно, и Юра спросил: — Ты не станешь возражать, если Нина с нами поедет?

Рогов удивленно пожал плечами. Поняв его замешательство, женщина скупо проговорила:

—Юра боится в дороге уснуть. Не спал две ночи.

—Пожалуйста, пожалуйста, — улыбнулся Рогов.

Нина покинула их и минуту спустя внесла п комнату

пахнущую бензином куртку:

—Это для тебя, Юра. Ночи у нас холодные. А вот

спички и папиросы.

Юра покачал коротко остриженной головой. Стараясь побороть в голосе нежность, пробормотал:

- Скажи ты какая!