— Я и так держался дольше, чем стоило.
— Что за заряд? — спросила я раньше, чем сообразила, что лучше бы этого не делать. Мало ли… что я еще могла услышать, вроде как, продолжая спать.
Откатывать назад было поздно.
— Черный инурин, — ответил Риман, подойдя ближе, чтобы я могла его видеть.
Приподняться у меня не получилось, была полностью спелёната, да и лицо воспринималось застывшей маской. И с первым, и со вторым все было понятно — у медиков бывать приходилось.
Кокон — бриказа, действовал аналогично регенерационной капсуле, но более активно. Самаринянские технологии, но те их продавали. Наши использовать тоже не гнушались, пусть приобретая и не напрямую, а через Приам и стархов.
Маска — клеточный биогель. Это — когда уже совсем в хлопья.
— Без специальной обработки, удаляющей поверхностные примеси на оболочке кристалла, весьма нестабилен, — продолжил между тем жрец. — Кое-что о последствиях этой нестабильности тебе уже известно.
Хотелось бы кивнуть, но не в моем положении. Но говорить я могла — значительно больше, чем ничего.
— Потому Скорповски и был столь спокоен, — выдохнула я… не без горечи.
Ситуация отдавала абсурдом. Риман Исхантель… Жрец полного посвящения… Брат эклиса Самаринии, лиската Храма Предназначения, стоял напротив и не скрывал от меня чувства вины.
Передо мной…
Мир сошел с ума. Теперь я в этом окончательно убедилась.
— Да, — отвел на мгновение взгляд Риман. — Я должен был вмешаться раньше…
— Твой друг прав, — произнесла я спокойно, — с этим — можно жить, а вот остаться растением мне бы точно не хотелось.
Бравада… Думаю, Риман это понимал.
— Где Скорповски? — перевела я тему, тут же заметив, как «закаменел» Риман. Он и так мало походил на того Исхантеля, которым я помнила его по Зерхану, теперь же вообще словно «ушел в себя», оставшись лишь контуром передо мной.
Впрочем, я и сама была такой. Холодным и бесчувственным отражением.
— Отвечает на вопросы, — вместо продолжавшего молчать Римана, отозвался его бывший собеседник. Опередив и меня — я хотела уточнить, чьи именно, добавил: — Орлов, Шторм и Лазовски.
Мне бы вздохнуть с облегчением — у всего произошедшего теперь был смысл, но я уже ничего не могла. Лишь тупо смотреть вверх, да пытаться сглотнуть застрявший в горле крик.