Книги

Корсар

22
18
20
22
24
26
28
30

Вместо ответа драгун кивает. Первый бой. Башню снесло, соображает с трудом, весь на инстинктах и наработанном навыке подчиняться командиру.

Я гонюсь за убегающими шведскими пехотинцами, успеваю срубить еще несколько человек, после чего замечаю, что третье шведское подразделение, образовав каре, медленно пятится к лошадям, не подозревая, что их сейчас угоняют в другое место. Четвертое и пятое тоже собирались отступить во всем правилам, но их смяла удирающая шведская кавалерия. Рейтарам и кирасирам стал понятен расклад, поэтому решили не попадать в плен.

Наши пехотинцы, не совсем выдерживая строй, шагают нам на помощь. Их цель — враги, построенные в каре. Командир шведов в окружении нескольких офицеров скачет в середине каре на саврасом жеребце. Ему под пятьдесят. Держится уверенно и спокойно. Ему переживать особо нечего, потому что полковников принято брать в плен. За полком остается дорожка погибших и раненых шведских солдат, как метки в детской игре казаки-разбойники. Шведов обстреливают из луков татары и калмыки, нанося немалый урон. Мои драгуны знают, что нельзя соваться на штыки солдат, построенных в каре. Кое-кто из эскадрона, вооруженного пистолетами, постреливает в них, а остальные предпочитают догонять и уничтожать солдат из других подразделений, которые убегают группками и поодиночке.

Наши пехотинцы догоняют каре, останавливаются шагах в пятидесяти и стреляют залпом. Ближний к ним ряд шведского каре сильно редеет. После второго залпа шведские солдаты ломаются психологически, бросают строй и бегут к лесу. Полковник кричит, пытаясь остановить их, но не долго. Подогнав коня шпорами, скачет вместе с другими уцелевшими офицерами полка вслед за удирающей конницей, которую преследуют казаки. За солдатами его полка начинают охоту наша конница, мои драгуны и Бауэра и Вердена. До леса удается добежать паре сотен или чуть больше. Там за ними гоняться никто не хочет. К тому же начались вечерние сумерки, а надо еще и трофеи собрать.

Мои драгуны рассыпаются по полю боя. Курильщики ищут в первую очередь табак и трубки, а потом и то, что интересует всех — деньги и изделия из золота и серебра: кольца, цепочки, медальоны… Такое можно заныкать, а потом продать маркитантам. Трофейное оружие, амуницию и лошадей придется сдавать. Война теряет для солдата большую часть своей привлекательности. Наваривается в случае победы только государство. Зато солдатам теперь не надо тратиться на вооружение и обмундирование.

47

Мы простояли у мызы Гуммельсгофе три дня. Хоронили своих и чужих, собирали и подсчитывали трофеи. В сражении погибло около пяти с половиной тысяч шведских солдат. Сколько точно — никто особо не считал. Пленные шведы вырыли несколько глубоких ям, в которые покидали трупы без счета и засыпали землей. Наши прикинули, что удрала примерно тысяча с небольшим. Вычли три сотни попавших в плен — и получили нужную цифру. Также мы захватили всю их артиллерию, обоз и двадцать одну расшитую тряпку под названием знамя. Наших погибло чуть более четырех сотен, и около тысячи раненых. Среди погибших любимец Шереметева, командир пехотного полка Лим. Захваченный обоз пришлось сдать интендантам, зато шведских лошадей поменяли на своих. У врага лошади крупнее и, как следствие, скачут быстрее. Теперь мой полк выглядел круче остальных драгунских.

Остатки армии генерал-майора Шлиппенбаха усилили гарнизоны в Пернау, где спрятался он сам, Дерпте и Риге. Сидели там тихо, не делая вылазок. Наша армия разделилась на несколько колонн и принялась грабить и жечь оставленную без защиты территорию. Петр Первый приказал уничтожить все, подорвать экономическую базу шведской армии. Он еще не догадывается, что эта территория вскоре станет частью Российской империи.

Мой полк следует по Рижской дороге. Эскадроны уходят влево и вправо, захватывая мызы и деревни. Все ценное забираем, дома и хозяйственные постройки сжигаем, скот и крестьян, за исключением стариков, угоняем. Крестьянок можно насиловать, чем мои драгуны усиленно занимаются всё свободное время. Богатых ливонцев арестовываем до уплаты выкупа. Треть всей добычи достается мне. Из своей доли я отдаю треть генерал-фельдмаршалу. Такая война мне нравится: напоминает славные рыцарские времена и моё недавнее пиратское прошлое. А то я уж думал, что будет так же скучно и ненаваристо, как во французской армии Людовика Четырнадцатого.

Наша цель — городок Вольмар. По сведениям, добытым от языков, там находится отряд шведов, около девятисот человек при четырех пушках, под командованием полковников Бранта, Лизона и Лимова. Туда же собираются привести свои отряды генерал-майор Майдель из Курляндии и генерал-майор Шлиппенбах из Пернау, чтобы совместными усилиями противостоять нам. Мне приказано захватить Вольмар, разорить в нем армейские магазины и сжечь все, что горит, лишив шведов базы.

Городок располагался на берегу речушки Аа. Вместо крепостных стен — валы с трех сторон, за исключением речного берега, ров шириной метров восемь и четыре башни высотой метров двенадцать по углам неправильной трапеции, сложенные из красного кирпича. В валах трое ворот из красного кирпича, по одним в каждой стороне, с подъемными мостами через ров. Ворота, ведущие на Рижскую дорогу, защищали две шестифунтовые пушки, а остальные — по трехфунтовке. На валах стояли шведские солдаты и офицеры и горожане. Вряд ли рады нашему приходу. Наверняка знают, что с ними будет, от тех, кому удалось сбежать от нас.

Я посылаю адъютанта поручика Поленова к командиру гарнизона полковнику Бранту с предложением сдаться и отправиться в Ригу или любое другое место без оружия и обоза, но с личными вещами. Шведы коротко, без традиционных оскорблений, отказываются. Значит, не уверены, что удержатся, что помощь подоспеет.

Я приказываю трем батальонам занять позиции напротив трех валов, а четвертый оставляю в резерве напротив Рижских ворот, на которые будут нацелены четыре пушки из восьми, имеющихся у нас. Мои драгуны роют рвы и насыпают валы для защиты пушек, рубят в лесу деревья для изготовления мостков через ров и на приличном удалении устанавливают шатры для офицеров, демонстрируя, что осада будет основательной и продолжительной. Шведы стрельнули по ним пару раз, ранили одного солдата и решили приберечь порох. С наступлением темноты выставили усиленные караулы на валах.

Я тоже выставляю усиленные караулы, а остальным приказываю ложиться спать. У нас был тяжелый переход, устали, отдыхаем. Только четвертый батальон не спит. По сведениям местных жителей река Аа сейчас маловодна и возле города не глубока, можно перейти вброд. Что и делают драгуны четвертого батальона после восхода луны. Сначала переправляются на противоположный берег вдали от городка, а потом в обратном направлении, но уже в него. Укреплений со стороны реки нет, если не считать стены домов, высокие кирпичные заборы и небольшие завалы из бревен и пустых бочек на улицах. Караулы там стояли, как догадываюсь, из местных жителей, которые отнеслись к этой обязанности без должного старания.

Моих драгунов заметили, когда те уже выходили из реки, мокрые по грудь, держа над головой фузеи с примкнутыми штыками и подсумки. Услышав там крики, я приказываю горнисту трубить атаку. Вроде бы спящий лагерь мигом просыпается и начинает шумно двигаться к валам и стрелять в ту сторону. Грохочут наши пушки, нацеленные днем на ворота. Пусть полковник Брант угадает, где у нас главный удар, а где отвлекающий. Он ведь предполагал, что все будет по-честному, что мы действительно будем осаждать по всем правилам осадной науки, и полковник со своим гарнизоном покажет нам, как надо держать оборону, пока не подоспеет помощь. А тут такая подляна! Судя по шумам в городе, четвертый батальон уже дерется на его улицах. Стрельба с валов ослабевает. Видимо, солдат перебрасывают внутрь города.

— Второй сигнал атаки! — командую я горнисту.

Теперь уже первые три батальона идут в атаку всерьез. По заготовленным мосткам перебираются через ров и карабкаются на валы. Вспышки выстрелов из шведских пушек и мушкетов высвечивают моих драгунов, которые предпочитают орудовать штыками. На валах перестают стрелять, звуки боя удаляются вглубь города. Рижские ворота распахиваются, падает подъемный мост.

Я на коне въезжаю в Вольмар. Жаль, что конь не белый, но, уверен, если об этом эпизоде Северной войны когда-нибудь снимут фильм, главный герой въедет именно на таком. В городе еще стреляют, но все реже и реже. На брусчатой мостовой лежат трупы шведских солдат и мужчин не в форме, наверное, ополченцев. Кирпичные двух-трехэтажные дома по обе стороны улицы кажутся в темноте черными. Судя по крикам и плачу, в них уже орудуют драгуны. До утра город в их полном распоряжении. Я ничего не увижу в темноте. На центральной площади лютеранская кирха из темного, наверное, красного кирпича. Колокольня и пристройки к ней выкрашены в белый цвет. Крыша черепичная и более темная, скорее-всего, коричневая. Колокольня с башенкой наверху. Башенка была выше валов, поэтому днем разглядел, что зеленого цвета. Наверное, крыта позеленевшими от времени медными листами.

— Напомни утром, чтобы забрали с колокольни не только колокола, но и ободрали медные листы с башенки, — говорю я адъютанту.

— Так точно, господин полковник! — рявкает поручик Поленов, который никак не запомнит, что я не глухой.