— Думаю, вы знаете, почему мы сегодня встречаемся?
Доктор Рош — пятьдесят лет, худая, тонкогубая, очки в металлической оправе, волосы зачесаны назад, походка строгой старой девы, — выступает за то, чтобы Данте оставался под наблюдением доктора Ломан. Он улыбается, словно думает, что иное решение невозможно. Будто она его дураком считает. Доктор Рош что-то записывает в тетради. Данте вопросительно смотрит на Жюльена. Тот успокаивающе кивает.
Он выглядит совсем не так, как при поступлении в Службу. Упитаннее. Спокойнее. Черные глаза заплыли жирком, лицо больше не похоже на беспокойную многоугольную конструкцию из одних выступов и краев.
— Расскажите мне о вашем пребывании в ОТБ.
Напряженная улыбка, немного нарочитая, чтобы разрядить атмосферу и придать ему смелости.
— Мое пребывание? Это долго рассказывать… Мне лучше.
— Как вы ощущаете, что вам лучше?
— Я спокойнее. Я не слышу больше этих приказов.
— Сейчас мы об этом поговорим.
Данте расслабляется, немного жестикулирует, когда говорит. Женщина напротив больше не грубиянка, которую он хочет поставить в трудное положение. Ее интересует масса деталей: его жизнь, его прошлое, детство в Бретани, неприятности с полицией, причины, которые довели его до преступлений, его общее состояние, его болезнь и способности восприятия.
Временами, отвечая, он смотрит на Жюльена. Но санитар держится отстраненно — не хочет, чтобы у психиатра создалось впечатление, будто он заодно с пациентом. Доктор Рош задает Данте кучу вопросов о том, как протекает лечение, об улучшении состояния, об отношениях с другими.
Он вспоминает эпизод с жонглированием. Впервые она искренне улыбается, обнажая зубы.
— Но это же замечательный дар, — оживляется она. — Где вы этому научились?
Он гордо улыбается в ответ, краснеет.
— В цирке?
— В Бретани. Однажды приехал цирк. Там был клоун. Он меня научил. Потом, когда я ходил по дорогам, я жонглировал, чтобы подзаработать.
— Сколько вам тогда было лет? — спрашивает она, делая заметки.
Он пожимает плечами.
— Почему вы отправились в путь?
— Чтобы не оставаться дома.