— Что мне делать? Это ведь совсем чужой мир!

Старица скосила на меня хитрый взгляд.

— Жить.

— А вернуться никак? — Закусила я губу.

— А тебе есть куда? — Удивилась старушка.

— Ну да… Кирпич по голове это вам не то… — Глубокомысленно проговорила я.

— Может, мне рассказать о себе кому? — Зачем-то спросила я.

— Пф. — Фыркнула старушка. — Ну, попробуй. Только потом не жалуйся.

— Но вы же, вон, сразу все обо мне узнали, может, и другие могут?

— Таких, как я, единицы. — Назидательно проговорила Старица. — И опасаться нас тебе не нужно. В тебе нет зла. — А потом резко выпрямилась, от чего маленькая, как казалось, старушка стала с меня ростом и, положив одну свою ладонь мне на лоб, а другую на солнечное сплетение, четко и громко, глядя мне в глаза, произнесла. — Разрешаю остаться!

После чего я почувствовала прокатившееся по всему телу волну тепла, почти жара и ошарашенно спросила:

— Что это было?

— Разрешение и распечатывание уже твоей магии. — Ухмыльнулась старушка, но уже с некой натугой и снова сгорбилась. — Неужто ты думала, что мы можем оставить у нас всякую случайно забредшую душу? Ох, сколько вас одно время таких шустрых было. Но сейчас ничего, баланс после появления в этом мире магии почти восстановился и таких переселенцев, как ты, почти уже и не встречается.

Оказывается, эта милая старушка одна из неких хранительниц этого мира и меня только что, так сказать, легализовали!

— Спасибо. — Не могла не поблагодарить я. Не сомневаюсь, что при желании у нее вполне хватило бы сил изгнать чужую душу прочь. — Так история со скамейкой ваших рук дело? — Внезапно осенило меня.

— Конечно! — Согласилась Старица. — Видишь ли, именно в таких, можно сказать неудобных и неожиданных ситуациях подчас ярче всего раскрывается человеческая натура. А ты попала в тело магически одаренной девушки, имеющей власть и деньги. Поверь, этому миру вовсе ни к чему еще один не подготовленный, свихнувшийся от вседозволенности человек.

— А Сережка?

— А что, Сережка? Этого мальца ты сама притащила, чем немало удивила и меня.

Мы снова ненадолго замолчали. Мне о стольком хотелось ее спросить, столько разузнать, но я чувствовала, совершенно точно откуда-то знала, что отведенное мне время аудиенции стремительно заканчивается. А потому задала, наверное, самый дурацкий из всех возможных вопросов:

— Почему это тело?