Как ни странно, но не смотря на весь ужас ситуации, я именно сейчас совершенно точно осознала, что с треском ломающихся подо мной досок проломилось и нечто внутри меня. Нечто, что все это время не давало мне до конца поверить и осознать, что я теперь вовсе не двадцатишестилетняя Дарья Сорокина, проживавшая в 21 веке, а вот эта шестнадцатилетняя толстушка Евдокия княгиня Раевская. И стыдно сейчас вовсе не какой-то непонятной оболочке, в которой находилась моя душа, а именно мне! Как бы меня ни звали! А значит и ответственность за все, что теперь происходит со мной и этим телом тоже полностью лежит на мне, и обычным нытьем делу не поможешь! И пусть тела прекрасной эльфийки для меня не нашлось, но ведь и это вполне себе ничего, живенькое! Н-да…

А пауза-то затягивалась… И тут я представила себя со стороны и поняла, что не смотря на все социальные табу сейчас однозначно грохнет смех. А потому, раз уж нельзя эту неприятность замять, то нужно весь этот кипишь возглавить! И я сначала фыркнула, а потом и вовсе от души расхохоталась. Даже и не думала, что у меня в этом теле такой заразительный смех! Народ же весело рассмеялся вместе со мной.

И здесь, во всей этой ситуации, имелся один маленький, но очень важный нюанс: смеялись не надо мной, а вместе со мной.

Наконец, когда волна хохота немного спала, и послышалось строгое:

— Ну, что стоите! Василий, Борис, помогите сестре подняться! И вообще, что у вас здесь за скамейки такие, что бабушку с девчушкой выдержать не могут!

А у меня от благодарности и умиления чуть слезы на глаза не выступили. Это ж надо, назвала меня девчушкой. Будто это и не я полтора центнера вешу.

Подавившись очередным взрывом смеха, братья тут же ко мне подскочили и с натугой подняли под белы рученьки.

— Это же Старица… — Послышался шепот из толпы.

— Да… Та самая, святая Старица-странница!

— Точно! Вон, и посох из великого дуба в руках держит!

— Тот самый посох? Не может быть!

— А ты посмотри на резьбу! Она же, как живая!

— Старица! Не может быть!

Народ загудел, загомонил, в одночасье позабыв и о смехе, и о ситуации со скамейкой в целом.

А вот маменька, словно курочка начала надо мной кудахтать, причитая и обещая переговорить с батюшкой, чтобы подобного больше никогда не повторилось!

Меня же это волновало мало, так как я точно знала, что мне просто жизненно необходимо поговорить с этой Старицей! Однако, стоило вести о ней разойтись в народе, как людская масса тут же качнулась в ее сторону, грозя погрести под собой несчастную старушку. А потому набрав в легкие побольше воздуха я со всей дури выдала:

— Стоять!

Признаться, такой реакции я не ожидала, потому люди и в самом деле остановились и даже присели от неожиданности.

— Хотите поговорить со Старицей, выстраивайтесь в очередь! А не то сейчас задавите несчастную старушку! И вообще, — я прошествовала сквозь толпу, невольно задевая зазевавшихся, все таки габариты у меня были отменные, — дайте ей немного отдохнуть! Она сама позовет, когда будет готова.

Внезапно, в нескольких шагах от себя я увидела того самого голубоглазого мальчонку, которому вручила конфету. Он вглядывался в просвет между людскими телами и пытался рассмотреть старушку. При чем смотрел он на нее так, будто та должна была ответить ему на какой-то безумно, просто жизненно важный вопрос! И почему-то глядя на него, я узнавала себя.