Итак, позади первые три года следствия.
До нашей с И. Э. Каплуном поездки в Воркуту остается тоже три года.
Но мы пока об этом еще ничего не знаем.
Дело по обвинению Фирсова, Томковича, Матюнина и других только что принял к слушанию Верховный суд Коми АССР.
На скамье подсудимых четырнадцать человек: руководители СУ‑4, мастера участков и шабашники — те, кто по шестнадцать часов в сутки глотал пыль в подземелье на реке Усе и, рискуя жизнью, укреплял не забитые до скалы сваи на строительстве центральной водогрейной котельной. Теперь им грозило — осуждение, тюрьма, позор.
Через три года, когда мы приедем в Воркуту и люди станут приходить к нам в гостиницу и без конца рассказывать о том, как они прятали глаза от своих детей, от соседей и сослуживцев, а по городу поползли слухи о недавно раскрытой крупной шайке воров и расхитителей и люди эти не могли поверить, взять в толк, что они и есть эти самые воры и расхитители, и как готовы были они криком кричать, однако знали, что кричать им некому, да и бесполезно, я видел тогда, каким страшным, каким непосильным даже для самого сильного и выносливого человека может быть тяжелое, уничтожающее чувство незаслуженной человеческой обиды.
От адвокатов все четырнадцать отказались: будут защищать себя сами.
Четыре дня читали обвинительное заключение: как-никак 348 страниц.
Потом начался допрос Эвира Дмитриевича Фирсова.
Он продолжался десять дней подряд. С утра до обеда и потом до самого вечера.
Фирсов говорил о том, что обвинение, выдвинутое против них, нечестно и бесчеловечно.
— Спросите у жителя города Воркуты, в доме которого сегодня тепло и есть вода, позволил бы он нас обвинять?
Фирсов просил взять в руки бумагу, карандаш и произвести несложный элементарный расчет.
— Пущен слух, — говорил он, — будто за месяц шабашник получал полторы тысячи рублей. Это ложь, неправда. Временный рабочий работал на объекте сорок два дня без единого выходного и по четырнадцать — шестнадцать часов в день. Если взять нормальный трудовой день и обычную трудовую неделю, количество рабочих дней в месяц, вычесть районный северный коэффициент, то получится, что шабашник получал из расчета — двести — двести пятьдесят рублей в месяц. Так ли уж это много за тяжелый, опасный и качественный труд?
Я прошу подсчитать, — говорил Фирсов, — сколько мы все потеряли бы, если б отказались заплатить шабашникам эти деньги. Что было нам выгоднее: заплатить им или не заплатить?
...Чем дальше шел суд, чем больше допрашивал он свидетелей, чем детальнее вникал во все обстоятельства дела, тем яснее и отчетливее обозначалась происходящая здесь, в судебном зале, своеобразная дуэль, острый спор, прямой поединок.
Не между обвинением и защитой — это понятно и естественно.
Не между судом и подсудимыми — это тоже случается, когда подсудимые упорствуют, скрывают факты и суд, выясняя истину, вынужден наступать, разоблачать подсудимых, ломать их оборону.
Спор, поединок происходили здесь между следствием и судом.
И даже не по существу главного вопроса: виноваты или нет подсудимые. Это еще предстояло узнать, решить.