Теперь его шаги зазвучали еще громче. Страх поднимался в нем, и он начал нервно оглядываться, однако не сознавал, чего же он боится.
И тут он обнаружил, что свернул с дороги и бредет среди зарослей кустарника. Он выругался и чуть замедлил шаг, но споткнулся обо что-то и упал вперед, подвернув ногу.
Его пальцы нащупали груду камней; Мэтью попытался подняться на ноги, но острая боль пронзила его лодыжку. Дотронувшись до чего-то холодного и непонятного, он пригляделся и вскрикнул от неожиданности. Это была рука, человеческая рука, торчавшая из груды камней. Несколько мгновений он смотрел на этот зловещий предмет, пока не понял, что под камнями находится тело, и что он споткнулся о могилу. Его охватил настоящий ужас; по спине побежали мурашки, на лбу выступил холодный пот, и Мэтью в страхе быстро заковылял прочь, насколько ему позволяла его травмированная нога.
Он шел все дальше, до тех пор, пока, обессилев, не упал, почти плача от боли и ругая себя за глупость. В темноте было невозможно найти дорогу, да он и не мог уже идти. Наконец боль в ноге немного утихла, и он заснул.
Проснулся Мэтью от жары и боли. Солнце, казалось, висело прямо над ним; голова раскалывалась от боли. Нога онемела, а лодыжка так распухла, что он не представлял себе, как сможет подняться.
— Но я должен, — вслух пробормотал он. — Я должен вернуться на дорогу, или я погибну. — Непроизвольно он поднял глаза к небу и увидел стервятников, кружащих над ним. Он им не достанется, ни за что не достанется.
Он огляделся в поисках какой-нибудь палки, чтобы сделать из нее костыль, но поблизости ничего не было. С большим трудом он поднялся на ноги, и острая боль пронзила его. Мэтью беспомощно озирался, стараясь обнаружить хоть какой-то признак дороги, потому что он не имел ни малейшего представления, в каком направлении он в страхе бежал от могилы. Но вокруг не было ничего, что могло бы указать, идти ли ему вправо или влево; оставалось идти наугад.
Сделав пару спотыкающихся шагов, он вновь упал на землю. Все бесполезно: он не может идти; тогда он поползет. Очень медленно он пополз вперед и только тут понял, что где-то потерял свой мешок.
Мэтью крепко сжал зубы. Он не сдастся, не умрет. Он не доставит Фредди удовольствия узнать о его смерти и не даст герцогу Десборо возможности навсегда избавиться от него.
— Я им покажу, — шептал он запекшимися губами. — Я еще покажу им всем.
Несколько долгих часов Мэтью в полубессознательном состоянии от жары, голода и жажды дюйм за дюймом полз по вельду. Он не нашел дороги и не видел других путников на горизонте. Что же случилось, подумал он в один из моментов, когда его сознание прояснилось, с целой вереницей людей, направлявшихся к алмазным копям?
Мэтью все больше слабел. Двигаться становилось все труднее, а периоды отдыха становились все длиннее и чаще. Однажды он увидел изогнутую ветку на своем пути и потянулся к ней, в надежде сделать из нее костыль. Но только он протянул руку, как «ветка» задвигалась и уползла в чахлые кусты. Мэтью уткнулся лицом в землю и рассмеялся истерически смехом от боли, гнева, страха и отчаяния.
Змея, без сомнения, была поблизости, но Мэтью был слишком измучен, чтобы думать от этом. Он перевернулся на спину и, подняв глаза к небу, увидел то, чего не видел уже несколько недель. На небе собирались тучи, накапливаясь у горизонта и постепенно закрывая все небо. Они были темно-серого цвета, и когда Мэтью напряг свои усталые глаза, он увидел вспышки молний и потом услышал раскаты грома. Он улыбнулся: у него появилась надежда. Дождь, дождь, дарующий жизнь, омоет и освежит его, успокоит боль в распухшей ноге и смочит пересохшее горло.
По мере того, как приближалась гроза, Мэтью с ужасом наблюдал за сверканием молний, закрывал уши от оглушающих раскатов грома, вздрагивая от ярости разбушевавшейся стихии. Грозы в Англии никогда не бывали такими величественными и угрожающими одновременно. Скорчившись под непрерывно сталкивающимися тучами, Мэтью чувствовал себя беспомощным и незащищенным, всего лишь маленьким и слабым огоньком, который Природа способна уничтожить одним своим дуновением.
Потом начался дождь. Не мягкий, теплый, несущий облегчение, как он воображал, а яростный и резкий, со всей силы прибивающий к земле. Мэтью лежал в луже воды, то приходя в сознание, то вновь погружаясь в небытие. Он не двигался до тех пор, пока ливень не кончился. Когда ему удалось открыть глаза, он увидел стервятника, медленно приближающегося к нему. Слабой рукой Мэтью замахнулся на эту ужасную птицу, и она улетела, шумно хлопая крыльями. Мэтью опять погрузился во мрак, но теперь ему слышался чей-то голос, и казалось, что сильные руки поднимают его. Однако возможно это был сон…
Однако сон продолжался. Временами Мэтью думал, что находится в палатке, где мерцающий свет отбрасывает темные тени на светлый холст. Иногда он дрожал от холода, и тогда чье-то лицо склонялось над ним, и добрые руки укрывали его одеялом. Эти периоды холода сменялись такой невыносимой жарой, что он начинал верить, что умер и жарится на адском огне. Время от времени ему слышались голоса, говорящие на непонятном языке. Но большую часть времени он был в беспамятстве.
Наконец настал день, когда он открыл глаза и вновь почувствовал себя человеком. Он попытался сесть, но от слабости упал назад на подушку. Однако, прежде чем уснуть, он смог увидеть достаточно для того, чтобы понять, что находится не в палатке, а в крытом фургоне.
Когда он проснулся, в фургоне рядом с ним сидела женщина; она была занята шитьем. Мэтью лежал неподвижно, наблюдая за ней. Она была одета в простое бело-голубое платье из хлопка, а ее голову покрывал белый льняной чепчик. Чепчик был сдвинут немного назад, и Мэтью мог видеть, что волосы у нее темные, аккуратно расчесанные на пробор.
Она почувствовала его взгляд и порывисто наклонилась к нему. Положив руку ему на лоб, она удовлетворенно закивала головой, обнаружив, что его кожа стала прохладной, и лихорадка прошла. У женщины было широкое простое лицо, с маленькими глазками и плотно сжатыми губами — честное лицо, подумал Мэтью, но угрюмое и серьезное.
Женщина не заговорила с ним, а ушла в другую половину фургона и кого-то громко позвала. На ее зов пришел мужчина — настоящий гигант, с каштановыми волосами и бородой, чуть тронутыми сединой, и огрубевшей загорелой кожей. На нем были коричневые брюки, клетчатая рубашка с жилетом и широкополая фетровая шляпа.