И конечно, «Завещание», как и любой документ, могло быть эффективным лишь настолько, насколько в этом были заинтересованы все стороны. Ярославичи действовали сообща на протяжении 20 лет, с кратким перерывом в 1067–1068 гг., когда Киев захватил представитель полоцкой ветви Всеслав Брячиславич. Однако в 1073 г. Святослав и Всеволод открыто нарушили волю своего отца, изгнав Изяслава. Он вернулся в Киев в 1076 г. после смерти Святослава, но погиб в 1078 г. в сражении против одного из своих племянников. Несмотря на все неурядицы, «горизонтальный» принцип передачи власти сработал четко, и Всеволод оказался в положении своего отца в 1030-х гг.: все его братья умерли, и он стал единым правителем. «Завещание» Ярослава, которое предлагало наброски коллективного управления страной, привело к монархии. Однако за этот период династия развивалась, и все ее противоречия не могут быть сведены только к борьбе за Киев²⁵¹.

У. Хэнак усматривает в «Завещании» пример влияния норманнов на восточных славян, хотя сама практика, изложенная там, могла восходить и к общей индоевропейской традиции²⁵². Он отмечает, что на Руси эквивалентом скандинавских верховных королей (drott), которые упомянуты в «Саге об Инглингах», стал великий князь²⁵³. Князья до Владимира обладали характеристиками только конунга (который никогда не обладал абсолютной властью, будучи главой семьи, королем рода, клана, своих людей, что имеет параллели с князем²⁵⁴), после него – верховных королей²⁵⁵, при этом автор отмечает, что в западноевропейских хрониках правители Руси носили титул rex, который как раз обозначал верховного правителя государства²⁵⁶. Исследователь также полагает, что русь, норманны и древние евреи проповедовали принцип подчиненности правителя закону, ограничивающему его законодательную власть, в отличие от Византии, где василевс стоял над законом²⁵⁷. Ярослав также полагался на закон, который стоял выше князя²⁵⁸. Однако в соответствии с северной традицией каждый член королевской семьи мог стать drott или конунгом. Эта же традиция закрепилась и на Руси, где только Рюриковичи могли быть князьями²⁵⁹.

Дж. Мартин полагает, что завещание Ярослава отражало две существовавшие на Руси противоположные тенденции: 1) управление страной людьми одного поколения; 2) стремление к единоличному правлению²⁶⁰. Ярослав, разделив земли между своими сыновьями, отдал предпочтение принципу совместного управления и принципу коллективной ответственности династии за государство. Его «Завещание» заложило основу «лествичной» системы, однако она также ссылается на мнение С. Франклина и Дж. Шепарда, которые считали, что никакой системы наследования заложено не было, о чем свидетельствует постоянная борьба за киевский престол. Это, по мнению Дж. Мартин, означает, что Рюриковичи не смогли создать жизнеспособную политическую систему. Она также указывает, что существует еще одна точка зрения, согласно которой система наследования на Руси появилась в результате постоянного роста числа князей²⁶¹. К концу XI в. принципы наследования, которые применялись несколькими поколениями потомков Владимира I, заложили основы четко определенной политической системы. Эти принципы не были изданы в виде законов или как-то по-иному зафиксированы, хотя их наброски можно найти в «Завещании» Ярослава и в «Чтении о Борисе и Глебе»²⁶². Эти принципы, по мнению Дж. Мартин, включали: 1) эксклюзивное право Рюриковичей на управление Русью и ее княжествами; 2) управление осуществлялось одним поколением династии; 3) ограничения на киевский стол для князей, чьи отцы не были князьями Киева. И как считает автор, все конфликты князей были направлены не на подрыв этих принципов, а на их укрепление и более четкое обозначение условий признания старшинства²⁶³.

Неспособность выработать четкую систему престолонаследия, как ничто другое, показывает, по мнению Р. Пайпса, отношение русов к своему государству. В IX и X вв. проблемы наследования решались силой. Ярослав попытался решить этот вопрос, посадив своих сыновей в важнейших городах, но и это не сработало. Киевским князьям приходилось постоянно организовывать княжеские съезды, на которых урегулировались разногласия и конфликты²⁶⁴.

Таким образом, большинство указанных авторов полагает, что впервые принципы наследования киевского стола на Руси были сформулированы только к середине XI в. князем Ярославом Мудрым. До этого ничего подобного не существовало, и верховная власть доставалась тому, кто сумел пережить своих конкурентов. Кроме того, в первой половине XI в. появляется первый правовой кодекс Руси – Русская Правда, который обнаруживает параллели со скандинавскими кодексами. И хотя отношение к Русской Правде довольно противоречивое (С. Франклин, напомним, весьма скептически отзывается о нем), на наш взгляд, его принятие говорит о том, что древнерусская государственность сделала шаг вперед в своем развитии, поскольку принятие кодекса говорит об усложнении социально-политической жизни, которое и повлекло за собой необходимость введения писаных правовых норм.

Следующий этап развития древнерусской государственности связан со временем правления сыновей и внуков Ярослава Мудрого. Старшие из оставшихся в живых сыновей Ярослава в 1054 г. получили днепровские города: Изяслав и Святослав получили Киев и Чернигов (наиболее желаемые города, что было зафиксировано соглашением Ярослава и Мстислава еще тридцать лет назад), а третий сын – Всеволод – получил менее желаемый Переяславль, который находился дальше к югу и был открыт набегам из степи. В отношении решения семейных споров и проблем в «Завещании» говорилось следующее: 1) Изяслав, старший сын, должен был занять место своего отца, к нему должны были относиться с таким же уважением, и он должен был так же решать споры и разногласия; 2) уделы были неприкосновенны, и ни один из братьев не имел права нарушать границы удела другого²⁶⁵. В целом они поддерживали созданную их отцом систему, за исключением изгнания Изяслава братьями из Киева в 1073 г. Однако через три года он вернулся и правил до своей гибели в 1078 г.

Следующая смена поколений произошла после смерти Всеволода в 1093 г., продемонстрировав важность династических договоренностей. Всеволоду наследовал Святополк Изяславич. Таким образом, старшинство не перешло автоматически от Всеволода к его потомкам, но вернулось к потомкам его старшего брата. Или, вернее, оно вернулось к потомкам его старшего брата, который был князем Киева (в общей практике князь мог стать правителем Киева только если его отец был таковым). Таким образом, появилось три принципа: 1) легитимность принадлежит династии в целом; 2) старшинство переходит сначала от брата к брату, а затем – к сыну старшего брата; 3) князем Киева может стать только сын князя Киева²⁶⁶.

Хотя эти нюансы, казалось бы, должны были ограничить количество претендентов, исключенные из наследования члены династии не исчезали и не переставали быть князьями, а также же не теряли право на некоторую долю династического наследства. Дрязги вокруг Киева были лишь малой частью династических перипетий. Уделы постепенно становились отчинами, внутри которых старший князь мог раздавать уделы своим отпрыскам, воспроизводя на местном уровне ситуацию вокруг наследования киевского стола. В самом деле Киев и Новгород были уникальны в том плане, что они имели пандинастический статус и никогда не становились отчинами. Поскольку династия постоянно расширялась и не было механизма сокращения общего числа князей, региональные противоречия постоянно множились²⁶⁷.

Региональные соперничества между жаждущими уделов княжичами были мощным стимулом для колонизации новых земель, что вело к новым проблемам старшинства и разграничения. Если в 1015 г. князья, имевшие уделы на периферии, смотрели в сторону Киева, то к 1090-м гг. шли жестокие споры о праве сбора дани или колонизации ранее отдаленных северо-восточных (Ростов, Суздаль) и юго-западных (Владимир-Волынский, Перемышль, Теребовль) областей, которые таким образом становились ближе к политическому, экономическому и культурному центру. Династические договоренности, хотя и запутанные, тем не менее помогали направлять процесс расширения земель Руси и их консолидацию в единообразную политико-культурную зону²⁶⁸.

М. Димник отмечает, что принципы, изложенные в «Завещании» Ярослава, были нарушены уже его внуками. Святополк и Владимир Мономах поразили в правах Черниговскую ветвь, выдвинув Мономаха вперед Святославичей в линии наследования. Соответственно, после смерти Святополка именно Мономах, а не Олег должен был занять Киев. Продвигая себя, Владимир Мономах нарушил так называемое «Завещание» Ярослава. Более того, изменив порядок наследования во внутреннем круге, он лишил Святославичей права на Киев. Олег и Давид умерли раньше его, и их сыновья стали изгоями. Но этим Мономах не ограничился. После смерти Святополка он заключил союз с Олегом и Давидом, чтобы отстранить потомков Святополка от управления Киевом. Таким образом, две семьи внутреннего круга, черниговские Святославичи и туровские Изяславичи, стали изгоями²⁶⁹. Все это, по мнению автора, вело к установлению контроля над киевским столом только потомков Владимира Мономаха.

Как полагает Дж. Мартин, династические принципы были изменены в 1097 г. на Любечском съезде, на котором за ветвями династии были закреплены определенные княжества, и лишь Киев остался «переходным» столом²⁷⁰. После Владимира Мономаха и до вторжения монголов политическая структура постоянно усложнялась из-за роста количества членов династии, ее разветвления и взаимных браков, что вело к появлению новых земель и дроблению княжеств на уделы²⁷¹. Кроме того, смерть Владимира Мономаха, а затем его старшего сына Мстислава положила конец политическому единству Руси²⁷² из-за борьбы Мономашичей сначала между собой, а затем и с черниговскими Ольговичами. Результатом стала консолидация власти в руках старших Мономашичей – Мстиславичей²⁷³.

С другой стороны, отмечает исследователь, к XII в. династическая реорганизация, изменение торговых маршрутов и развитие ремесленного производства привели к росту прежде второстепенных региональных центров. Несмотря на политическую раздробленность, взаимодействие между князьями и боярами, крестьянами и горожанами вело к усилению единства. Особенно это ощущалось в городах, где постепенно стирались различия между различными культурными и этническими группами. Население Киевской Руси было связано экономическими и культурными связями²⁷⁴.

XI – начало XII в. также было временем расширения торговых и политических связей Киевской Руси. Об этом очень подробно пишет К. Раффенспергер, который полагает, что Русь была частью культурной общности под названием Европа благодаря династическим союзам, культурным контактам, религиозным взаимодействиям и т. д.²⁷⁵ И лишь с XII в., по мнению исследователя, Русь начинает постепенно отдаляться от Европы из-за захвата крестоносцами Константинополя в 1204 г., балтийских крестовых походов, раздробленности самой Руси и, наконец, монгольского нашествия²⁷⁶. Он критикует идею, высказанную Д.Д. Оболенским, который полагал, что Русь была частью другой, византийской общности. Для доказательства этого утверждения К. Раффенспергер предлагает теоретическую базу, на основе которой идея Византийского Содружества Д.Д. Оболенского пересматривается и изменяется в пользу идеи Византийского Идеала, который заключался в следующем: Византия была неким идеалом и ориентиром, ей подражали не только Русь и другие славянские государства, но и вся Европа, поскольку Византия сохранила наследие Рима. Русь, таким образом, оказывается в равных условиях с другими европейскими государствами. К. Раффенспергер также рассматривает религиозный вопрос, который, по его мнению, является одним из наиболее сильных аргументов, на основе которого Русь отделяется от латинской Европы. К. Раффенспергер, в свою очередь, старается показать, что Русь действительно приняла христианство при содействии и под эгидой византийской церкви, однако всегда стремилась балансировать между православием и латинским христианством, поддерживая связи с обеими ветвями и принимая святых, их жития и т. д. из обеих частей христианского мира, создавая и поддерживая свою локальную модель христианской цивилизации (микрохристианство, микрохристианская цивилизация). Русы также были частью экономического пространства, которое включало различные «зоны обмена», а не один только путь «из варяг в греки». Торговые связи Руси, завязанные на Киев, сделали Русь центром европейской, но и всей западно-евразийской торговли. Однако главным видом связей, которые Русь установила с остальной Европой, были связи политические, которые выражались через многочисленные династические браки между Рюриковичами и правящими европейскими домами в X – середине XII в.²⁷⁷

Далее К. Раффенспергер подробно рассматривает те контакты, которые связывали Русь с Европой и которые позволяют считать ее частью европейской системы средневековых государств. В первую очередь он выделяет династические браки. Как отмечает исследователь, из 52 известных браков, которые были заключены русскими князьями с иностранцами в X–XII вв., 77 % (40) приходятся на браки со странами к западу от Руси. Сам факт такого количества династических браков с западными королевствами показывает связь Руси с остальной Европой²⁷⁸. При этом, как указывает К. Раффенспергер, очень часто историки Руси следуют традиции русских летописцев, в основном монахов, и убирают женщин (вышедших замуж за иностранцев) со страниц русской истории. Однако их существование – важный аргумент в пользу того, что Русь была составной частью Европы²⁷⁹.

Большинство браков русские князья заключали с правящими домами Запада. И это не случайно. Эти браки были частью политических процессов, в которые были втянуты европейские королевства. Основной интерес русской политики, таким образом, брачных связей лежал на Западе, и это доказывается многочисленными примерами²⁸⁰. А если мы тщательно изучим брачную политику Руси, то окажется, что первый династический брак с византийской принцессой (женитьба князя Владимира на Анне Порфирородной) произошел лишь из-за стремления Руси выйти на международную арену²⁸¹. При этом жизнь византийских императоров и русских князей радикально различалась: император жил в Константинополе, в окружении слуг и управленцев, и редко покидал столицу. Русь же, напротив, была королевством (kingdom), а не империей и управлялась на семейный манер, распространенный в Средние века. Русский князь, будучи членом воинской элиты, часто находился в разъездах и жил за счет местного населения. В этом он походил на скандинавских, польских, венгерских и даже германских правителей. Таким образом, при заключении династических браков Рюриковичи выбирали женихов и невест из стран, которые были похожи на их собственную, чтобы минимизировать трудности в заключении брака²⁸². А поскольку Рюриковичи были скандинавского происхождения, многие династические браки заключались со скандинавами: так, Ярослав Мудрый женился на шведской принцессе Ингегерд, а их дочь Елизавета вышла замуж за норвежского короля Харальда Хардраду. Отсюда можно объяснить и браки с поляками, так как они также заключали браки с представителями скандинавских и германских семей. Браки со скандинавами были, возможно, попыткой не терять связи со своими корнями²⁸³.

Династические браки, помимо укрепления связей между семьями, способствовали также и культурному обмену. Например, К. Раффешпергер приводит слова немецкого ученого Карла Шмидта, который утверждает, что около 1000 г. королевства Европы стали переходить к патрилинейной системе. Однако в Дании это произошло в конце XII в., а в Венгрии – на 150 лет раньше при схожих обстоятельствах. При этом отмечается, что русские женщины были частью этого процесса в обеих странах и как жены, и как матери королей и их наследни-ков²⁸⁴. Другим примером может служить влияние первой жены Владимира Мономаха – дочери последнего англосаксонского короля Гарольда Годвинсона Гиды – на мужа, что подтверждается его «Поучением». Такого рода послание было новинкой для Руси, но широко распространенным явлением в англосаксонской традиции, и целью его было передать своим детям знания, как править и как быть хорошими христианами²⁸⁵. Также влияние русских княжон ощущается в выборе имен для своих детей – наследников престолов европейских стран. Так, под влиянием Анны Ярославны во французский именослов прочно вошло до этого мало употребляемое имя Филипп. Точно так же сын датского короля Кнуда Лаварда и дочери князя Мстислава Владимировича Ингеборги получил имя Вальдемар. Сыновья же венгерского короля Андраша и Анастасии Ярославны получили нетипичные для Венгрии имена Шаломон и Давид²⁸⁶. Примером обратного влияния может служить уже упомянутый Мстислав Владимирович, который в европейских источниках именуется Харальдом, в честь своего деда Гарольда Годвинсона²⁸⁷.

Сближению Руси и Западной Европы способствовало и то, что князь, по мнению исследователя, стоял вровень с европейскими королями, не случайно в европейских хрониках русские князья обозначены как rex²⁸⁸. Кроме того, К. Раффенспергер отмечает, что князь на Руси выполнял те же функции, что и раннесредневековые европейские короли: он был полководцем, возглавляя дружину, законодателем и основным получателем налогов и сборов²⁸⁹.

При этом, отмечает К. Раффенспергер, торговля и политика Древней Руси были тесно связаны. В подтверждение приведем здесь таблицу, которую историк дает в своей статье «Russian Economic and Marital Policy: An Initial Analysis of Correlation»²⁹⁰. Данная таблица показывает взаимосвязь между уровнем развития торговли и количеством династических браков между Русью и другими государствами и народами.

Таблица 1

Рассматривая результаты, полученные в таблице, автор указывает, что в случае Волжской Булгарии высокий уровень торговли не мог подкрепляться династическими браками из-за религиозных различий, так как булгары были мусульманами.