— Мельком видела. Они — родственницы короля. Я слышала, что Джейн вообще не хочет выходить замуж. Ее привлекают лишь книги и науки. Но родители силой заставили ее согласиться на этот брак.

Отец кивнул. Насильно выдать дочь замуж — такое считалось в порядке вещей.

— Я все хотел тебя спросить про отца сэра Роберта — герцога Нортумберлендского. Что ты можешь о нем сказать?

— Его очень многие не любят, — ответила я, сразу перейдя на шепот. — Но герцог ведет себя, как король. Заходит в королевские покои, когда пожелает, а затем выходит оттуда и говорит то-то и то-то, объявляя это королевской волей. Разве кто-нибудь посмеет пойти против него?

— А у нас на прошлой неделе забрали нашего соседа-портретиста. Мистера Таллера, — сообщил мне отец. — Сказали, за то, что католик и еретик. Увели на допрос, и с тех пор его никто не видел.

У меня кусок застрял в горле.

— Его-то за что? Он же портреты рисовал. Что в них еретического?

— Кто-то из заказчиков случайно увидел у него в доме копию с картины, изображающей Богоматерь, да еще с его подписью внизу.

Отец покачал головой, словно до сих пор отказывался верить в случившееся.

— Эту копию мистер Таллер сделал давно. Он даже дату поставил. Тогда это считалось произведением искусства. А теперь — ересью. Представляешь? Тогда его называли искусным художником, а теперь в глазах закона он — преступник. И никакой судья не примет во внимание, что картина написана давно, гораздо раньше, чем появился закон. Эти люди — сущие варвары.

Мы оба поглядели на дверь. Она была заперта. На улице было тихо.

— Ты считаешь, нам надо бежать из Англии? — почти шепотом спросила я, впервые сознавая, как мне хочется остаться.

Отец жевал хлеб, раздумывая над моим вопросом.

— Не сейчас, — наконец сказал он. — И потом, разве где-то есть совершенно безопасное место? Уж лучше я останусь в протестантской Англии, чем переберусь в католическую Францию. Мы с тобой теперь — благочестивые протестанты. Надеюсь, ты не забываешь ходить в церковь?

— Дважды, а то и трижды в день, — заверила я отца. — При дворе за этим строго следят.

— Вот и меня ежедневно видят в местной церкви. Я делаю пожертвования, я исправно плачу приходскую подать. Нельзя требовать от нас большего. Мы оба крещеные. Разве кто-нибудь может нас в чем-то упрекнуть?

Я промолчала. Мы с отцом прекрасно знали: каждый может оговорить любого. В странах, где за различия в совершении обрядов сжигали на костре, причиной недовольства могло стать что угодно. Например, в какую сторону ты смотришь во время молитвы.

— Если болезнь все-таки одолеет короля и он умрет, трон займет принцесса Мария, а она — католичка, — прошептал отец. — Неужели она вновь сделает Англию католической?

— Кто знает, как повернутся события, — осторожно сказала я.

Мне сразу вспомнилось произнесенное имя «Джейн» и то, что Роберта Дадли это не удивило.