Весь сезон Терона напролет, в году девятьсот девяносто девятом-г, Голлух-на-Холме готовился к очередной зензанской войне. Роты, прибывавшие из Лексиона и Орандии, а также с запада, под барабанный бой топали через долину в гарнизонный городок. Со стороны холмов доносились шум муштры и холостые выстрелы по мишеням. Частенько на аллеях парков курортного Варби встречались отпущенные в увольнение солдаты. И все же в Варби ружейные выстрелы звучали всего-навсего как синкопы, сопровождавшие размеренный ритм бальных танцев. Яркие же формы синемундирников только добавляли синий цвет в общее разноцветье нарядов курортников.
Молодой капитан сунул руку за лацкан мундира и вытащил из внутреннего кармана серебряный портсигар — подарок от некоей дамы, славившейся на все Внутренние Земли своей неподкупной невинностью.
Изо всех иллюзий на свете, изо всех обманов более всех других капитан питал насмешку по поводу такой иллюзии, как женская невинность. Женская честь! Да вот хотя бы нынче утром он навестил невесту одного из своих соратников, офицеров... Он облизнулся, припомнив запрокинутую головку, вздрагивающие кудряшки... Сколько стоила благородная дамочка? Уличная шлюха попросила бы пять, а то и десять крон. А цветы высшего общества, если их лишить всех их шелков и кружев, оказывались ничуть не лучше — да нет, хуже! — траченных оспой красоток, которые слонялись за армейскими обозами и предлагали себя офицерам. Нет, не о своей невинности пеклись благородные дамочки — они пеклись о своей репутации. Любой смельчак мог бы пользовать их в свое удовольствие — лишь бы только никто не знал...
Дождь стихал. Капитан постучал по блестящей крышке портсигара незакуренной сигареткой. На миг зажглось огниво, озарило яркой вспышкой полутемную аллею, заклубился в сыром воздухе дымок. Капитан зашагал в обратную сторону, к выходу из парка.
И куда же он, интересно, направился, этот офицер-повеса?
Тир-лир-лир-ли-ли!
Над лужайкой пронеслась радостная птичья трель. Это ворковал венайский голубок, чудесная птица с радужным оперением, порхая над головами сестричек Квисто.
— Гека, там представление!
— Сестрица, нет! Нам надо возвращаться!
— Ой, давай посмотрим, Гека, ну совсем немножечко! Тебе же всегда нравились ваганы, я знаю, что нравились...
— О сестрица, право, о чем ты! Какие-то грязные уличные бродяги...
Но старшая сестра торопливо прокладывала себе путь через толпу благородных дам и господ, которые, несмотря на дождь, сегодня заполнили парк. Орудуя зонтиками и шурша тафтой пышных юбок, сестры проталкивались мимо зевак — лакеев, горничных и нянек с грудными младенцами на руках, которые толпились позади благородного люда. Хохоча, мисс Квисто протиснулись между дамой в кринолинах и креслом-каталкой, в котором восседал пожилой джентльмен. Молодой синемундирник, учтиво приподняв шляпу, отступил в сторону, пропуская их.
Джильда окинула офицера оценивающим взглядом. Высокий, но некрасивый и к тому же всего-навсего лейтенант. Ее слегка бросило в дрожь при воспоминании о кратких сладостных мгновениях, пережитых с капитаном. Вот это мужчина! Она непременно должна вырваться на свидание к нему! Канун? Но ведь это же... завтра! Последний Канун перед окончанием сезона — и последний шанс. Джильда закрыла глаза и чуть было не застонала, стоя посреди толпы, представляя дивные ласки, которыми одарит возлюбленный...
Тир-лир-лир-ли-ли!
Голубок уселся на насест над ваганским балаганом, в последний раз громко проворковал и, опустив головку, зарылся клювиком в яркие перья и сладко заснул. Небольшая толпа выжидающе смотрела на помост. Ваганский балаган, один из многих в курортном городке, стоял на пересечении аллей обширнейшего парка Элдрика. Остроконечная крыша, раскрашенная так, что напоминала птичий хохолок, венчала небольшую ротонду, устроенную наподобие эстрады, воздвигнутой на каменной плите, возвышавшейся над тротуаром. На синий в звездах занавес, протянутый между замшелыми колоннами, с закругленного карниза капал дождь. Из-за занавеса доносился приглушенный гул колокола. Подагрического вида старик в инвалидном кресле сладко вздохнул — похоже, его этот звук убаюкивал. Джильда хихикнула. Гека заявила, что ей скучно. Только молодой синемундирник хранил молчание и не спускал глаз с появившейся между складками занавеса смуглой руки с длинными пальцами. Рука медленно отодвинула занавес. В балаганчике горел узорчатый светильник, рассеивая в сыром воздухе золотистый свет. Струились вверх дымки благовоний.
Во время ваганских представлений занавес зачастую открывали не полностью, и что происходило внутри балагана, не было видно до конца. Дама в пышном парике наклонила голову. Джильда вытянула шею, вгляделась в полумрак. Из-за занавеса вышли ваганы. Первым, как обычно, выступал Лиловый Игрок, одетый в бархат самых темных оттенков заката.
Но что-то нынче было не так. Игроку следовало быть элегантным, даже эфемерным, а появился здоровяк с бычьей шеей, выпяченным животом и дурацкой ухмылкой. Его физиономию украшала разбойничья черная борода. Грубовато хохоча, он попятился назад.
Столь же удручающее впечатление произвела и вся остальная труппа. «Зеленая с золотом», певица мудрости, оказалась девчонкой-толстушкой, «Судьбу в синем» и «Решимость в алом» представляли двое долговязых подростков, которым явно недоставало необходимого для роли чувства собственного достоинства. А на роли сладострастного Пьеро, Черного Стража, Жонглера-Попрыгунчика и всех прочих персонажей представления под названием «Бой на мечах» и вообще не нашлось актеров. Не было ни имперских властителей, ни даже созерцателей, которые должны были исполнять замысловатые танцы и проноситься сквозь толпу, взявшись за руки.
— Хмф! — недовольно фыркнул пожилой господин и заерзал в инвалидном кресле.
Гека округлила глаза. Ее сестра наморщила губки. Им довелось побывать на представлениях, которые давали самые лучшие труппы в империи. Сестры бывали в «Волли», и в рэкской опере, и в увеселительных садах Оллона. Да вот хотя бы: всего-навсего в прошлом сезоне знаменитые «Серебряные маски» — пять сотен силачей в сопровождении пятидесяти обезьян, рогатой лошади, льва-попрыгунчика и тысячи дрессированных птиц — стали украшением фестиваля, устроенного под патронатом леди Чем-Черинг. Конечно, нечего было и ждать чего-то подобного от каких-то уличных ваганов, но даже у бродячего театрика должна была иметься лицензия на представления! На взгляд Джильды, этим оборванцам не следовало позволять играть перед приличными людьми.