– Как будто катком прошли, – сказал он, выковыривая гладко срезанный кусок глины. – Даже когда грязь вокруг, под деревом сухо, как у старухи в дырке. И никогда ни червяка, ни корешка. Оно выпивает все без остатка. Очень жадное. Хоть и мертвое. Хочешь знать, как оно выглядит? Нет, сам я не видел, но мне рассказывали. Один парень, лет двадцать назад. Не человек – тряпка. Даже коту шею свернуть не мог, вонючая побирушка. Уже, наверное, сгнил в земле. А мог бы жить.
В тот вечер, когда мы познакомились, я расположился на ночлег и жег костер. Это тоже обязательная часть программы, которая нам с тобой предстоит. Тогда в центральном бараке почти весь пол был целым и можно было особенно не экономить на дровах. Костер был что надо, и в комнате было светло как днем. Но все равно, я чуть не обосрался, когда этот парень вдруг вышел из темноты и подсел к огню.
У него тоже был рак. Только не кишечника, а легких. Всю ночь он кашлял и харкал кровью. Может, еще из-за потери крови он был таким белым. Не знаю. Он жил в деревушке – здесь неподалеку. Там и сейчас многие в курсе того, как можно укрепить себе здоровье, не обращаясь к врачам.
Он пришел один. Сел рядом с колодцем и стал ждать. Понимаешь, что это значит? Он не смог привести жертву, но был готов отдать в жертву себя. Тогда мне это показалось глупостью. Принести в жертву себя, чтобы избавиться от рака. Это как? Но у него на этот счет было свое мнение.
Так вот. Когда стемнело, этот парень услышал, как в колодце что-то шевелится. Ночь была лунной (здесь все ночи лунные, это я давно заметил), и он увидел, прежде чем драпануть оттуда, как из чаши лезет человек. Сгорбленный черный силуэт на фоне светлого неба перехилился через край и протянул длинные руки. Там под землей – человек. Понимаешь? Да, звучит как детская страшилка. Но я ему верю. Тот парень выглядел так, что не поверить ему было нельзя.
А еще он просил меня помочь. Просил поделиться лекарством. Но знаешь что я решил? А? Да пошел он на хер – вот что я решил. Здесь каждый за себя. Если, конечно, тот, кто живет под землей, не распорядится иначе.
Шматченко повернулся спиной. Я достал телефон из кармана. На разговор не хватило бы времени, но я мог отправить сообщение.
– Здесь не работают телефоны, доктор, – сказал Шматченко, не оборачиваясь. Должно быть, по шороху одежды он догадался, что я полез в карман за мобильником. Взглянув на дисплей, я увидел, что сети действительно не было.
– Ни телефоны, ни электронные часы, ни логика, ни законы природы, – продолжил он. – Много лет здесь работаю только я. Раньше нас было больше. Но насколько я понимаю, многие захотели оказаться поближе к Богу во всех отношениях. Думаю, все они в конце концов оказались здесь. Под землей. Хотя подозреваю, что если начать копать, то не найдешь ни одной кости. Как-то даже думал попробовать – так, ради эксперимента, но побоялся наткнуться на что-нибудь похуже истлевших мертвецов.
Шматченко отступил несколько сантиметров от края ямки и вновь загнал лопату. На этот раз получилось почти на половину штыка.
– Помнишь, я говорил тебе, что был хозяином зоомагазина? Семьдесят шесть метров торговой площади и около ста тысяч рублей дневной выручки в тех, дореформенных, деньгах. Я был одним из первых предпринимателей города. Успешных предпринимателей. В девяносто третьем мне даже грамоту «За развитие малого бизнеса» глава города вручал. Знаешь в чем заключалась моя фишка? Я предоставлял покупателям возможность возврата животного за треть цены. И девять из десяти хомяков возвращались ко мне в магазин в течение недели.
В девяносто первом у меня появился очень интересный покупатель. Он приходил всегда под вечер. Такой мужичок интеллигентного вида с пляшущими глазками и перебинтованными пальцами. Всегда пьяный и всегда с лопатой наперевес. Прежде чем отовариться у меня, он заходил в соседний магазинчик «Сад-огород».
Человек покупал белых мышей, хомячков и морских свинок десятками. Как-то раз взял сразу двенадцать шиншилл. И ни разу от него не было ни одного возврата. Ежемесячно он навещал меня не реже двух раз.
Естественно, у меня возникли вопросы, и через полгода после его первого визита я решил удовлетворить свое любопытство. В тот вечер вместо мышей он взял строгий ошейник, поводок и две банки «Роял Канина» с индейкой. Пока он укладывал покупки на заднее сиденье своей «семерки» (а делал он это по-пьяному аккуратно и медленно), я перевернул табличку на двери, замкнул магазин и сел в свой «Скорпион». «Форд» такой был. По тем временам весьма модная машина.
Мы миновали несколько жилых кварталов, прежде чем мой постоянный покупатель остановился у мусорного бака, около которого бегали собаки. Парень дал им понюхать корм и бросил банку в раскрытый багажник. Как только одна здоровая псина оказалась в багажнике, крышка захлопнулась. Думаю, ты понял, куда мы направились после этого. И уверен, ты догадываешься, что произошло там, где мы оказались.
Горка из комьев глины медленно росла. Шматченко копал от макушки Наташи вдоль ее тела. Он часто перешагивал через труп, как будто танцевал над ним, и однажды чуть не упал, споткнувшись о левую ногу. Иногда лопата задевала покойницу и оставляла на бирюзовом платье грязные полосы.
– Да, вместо этой потаскухи была рыжая псина средних размеров. Уложить ее с одного удара не получилось, и искалеченный пес долго валялся и кусал землю. Ошейник, как ты понимаешь, в финале пьесы оказался на дереве. Парень так увлекся процессом, что заметил меня только после того, как я его окликнул. Все это время я стоял у него за спиной. Видел бы ты его лицо! С такой мордой он мог бы взять Гран-при на конкурсе пантомимы. Кстати, его звали Стас. Со страху и по пьяни он выложил мне все. Весь план действий от начала до конца. Сказал, что таким образом он спасает от инсульта мать.
В принципе, мне было поровну, развлекал он хомяками детей или удобрял ими землю, но пока я продирался за ним сквозь заросли акации, ветка оцарапала «Скорпиону» дверь, и это меня разозлило. Мистическая история не исправила положения. Я назвал его садистом и набил ему морду. Сейчас я думаю, что причина моего плохого настроения была не только в оцарапанной двери. Возможно, тому, кто живет под землей, приелись хомяки с собаками, и через меня он намекнул Стасу, что хочет чего-нибудь повкусней.
Узкая яма была не больше полуметра шириной и походила больше на мелкую водопроводную траншею, чем на могилу. Докопав до левой туфли Наташи, Шматченко остановился и как будто прислушался.
– Чувствуешь? Никак не могу привыкнуть к этому покалыванию в мозгах. Как будто кто-то стучится в голову. А под Новый год прямо наваждение было. Песенка про маленькую елочку в ушах звучала. Я все время оборачивался, ожидая Деда Мороза. Злого такого Деда Мороза с мешком за спиной, из которого воняет гнилым мясом.