За редким лесом, разделявшим пустырь и район с жилыми домами, прошумел трамвай. Остановился.

Саша продолжал. Казалось, ему просто необходимо было выговориться. Голос его неожиданно охрип, казалось, готов был сорваться и пропасть в любую минуту:

– …И главное, мама-то у меня помешана на политике. Для нее партия – это жизнь, это воздух, это счастье. Она всегда была ярым борцом за дело революции. А теперь она – враг народа. Из партии исключили. Потом еще и арестовали. В чем они ее обвиняют, понять не можем ни отец, ни я.

Они подошли к остановке. Саша продолжал говорить, не глядя на Риту:

– Да я уверен, что арест – ошибка. Однако мне уже пришлось увидеть, как поступают с семьями врагов народа. Одного из друзей отца арестовали, а следом за ним и семья исчезла. Папа попытался узнать, что случилось. Ему только и ответили: «Знать – не положено!» Поэтому отец мне и сказал: «Исчезни на время. На даче есть деньги в шкатулке. С голоду не умрешь. Придумай, чем заняться, чтобы не мозолить никому глаза. Чтобы о тебе забыли». А они уже и там. Я не знаю теперь, что делать дальше.

В душе у Риты начала закипать злость: за кого он ее держит? За дурочку? Фильмов про репрессии насмотрелся?

Подошедший трамвай уехал, подхватив немногочисленных пассажиров. На остановке стало пусто. Они впервые после выхода из электрички посмотрели друг не друга. Рита вглядывалась в Сашино лицо, хотела найти в нем скрытую насмешку над ней, чтобы зацепиться за эту эмоцию и высказать ему всё, что она о нем думает.

Саша, на удивление, был очень серьезен. Ни одна мышца лица не выдала его – как будто вся та лапша, которую он только что навесил на ее уши, была натуральной. И еще в его глазах была тревога, словно доверившись Рите, парень ждал от нее понимания, сочувствия, доброго слова или совета.

Рита смешалась от этого взгляда, спросила осторожно – в надежде, что он все-таки шутит и сейчас в этом признается:

– Ты – серьезно?

Она ведь ему не верит, почему задает такой странный вопрос?

Парень как будто почувствовал сомнение, исходившее от нее: подавил вздох и неопределенно дернул плечами. Отвернулся. В его разом ссутулившейся фигуре сквозили разочарование, и даже, как показалось Рите, потеря к ней интереса. Ну и ладно! Через короткое время она расстанется навсегда с этим странным байкером.

Девушка тоже отвернулась от него, стала смотреть туда, откуда должен был появиться трамвай. На остановку вновь стали подходить люди.

Старик, похожий на бомжа, – потертый, повидавший жизнь, пиджачок, потрепанная кепка, широкие мятые брюки.

Женщина в длинной широкой юбке, в старомодной кофточке и шляпке, спасшейся в комоде от моли, наверно, благодаря обилию нафталина. Иначе как могло выжить за почти сто лет это произведение искусства? Сейчас такие не шьют, ну, только, если для театральных костюмерных.

Пионер – мальчишка с красным галстуком на шее (а этот-то откуда взялся?!)…

Какой-то странный район! Даже в ее далеком от современного мегаполиса городке люди одеваются соответственно моде.

Рита растерянно оглянулась по сторонам. Вдоль трамвайной линии двигались машины. Среди них были марки, которые Рита даже не знала, как называются. Вон та машина с каким-то изогнутым кузовом… Что за ретро-модель? Таких машин сейчас не выпускают. Или выпускают? Просто Рита не в курсе?

Автомобили с удовольствием гудели. Рита подумала о том, что в городах, по правилам дорожного движения, не разрешается водителям сигналить без видимой на то причины. Что это они сегодня разгулялись? Объявлен всероссийский выходной для работников ГИБДД?

Саша смотрел в сторону. Похоже, действительно потерял к Рите интерес, раз она не купилась на его байки. Но продолжал играть как настоящий артист: поникшая голова, опущенные плечи…